ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ
Шрифт:
Семен же повадился наезжать в «общагу» довольно регулярно и выучился проскальзывать мимо вахты, как его надоумила Соня. Иногда, для этого ему приходилось потом отклеивать накладную бороду или стаскивать какой-нибудь дворницкий фартук, но это даже развлекало его, а Соню приводило в еще большее восхищение.
Трудности всегда состояли, по большей части, в выдворении Сониных соседок в кино. На беду двухсерийных фильмов выходило на экраны не много, так что, к примеру французский фильм «Три мушкетера» соседки посмотрели семнадцать раз.
Ворон начал всерьез задумываться о наведении порядка или даже ремонта
В один из таких визитов, его и застукал и сценарист Володя, с Ребровым, на выходе из «общаги».
43
Время никогда не стоит на месте. Даже по каким-либо причинам отстав от идущего вперед, время продолжает идти своим ходом, но параллельным образом. Если кому-либо удавалось уловить совпадение этих движений и проскочить в параллельное время, то он и оказывался, как бы, в прошлом, а проскочив назад — опять в настоящем. Это явление не раз отражено в современном кино и неоднократно встречалось в литературе: «День сурка», «Зеркало для героя», «Гости из будущего» и прочие «пришельцы из прошлого» наводнили произведения. Если же кому-то удавалось заглянуть в будущее, то после счастливчик после, как минимум, становился писателем — фантастом, а, как максимум — знаменитым ученым-открывателем новых законов природы. Или философом, как Павел Флоренский, который не исключал, что когда человек спит, время в голове его движется попятным образом.
Этому не стоит удивляться. Творец тоже, наверное, не прочь иногда чего-нибудь отчебучить, в виде шутки.
Разведчица со скрипкой Варвара не зря старалась. Вооруженные современной военной наукой беляки, озлобленные Чапаевской непобедимостью и избытком невесть откуда бравшихся у того боеприпасов, обложили-таки Чапая однажды плотным кольцом. Расчет был на то, что изба штабная стояла несколько на отшибе и охранялась хорошо только с одного боку.
Планировалось захватить полководца живьем, без шума и грома, а после вывезти подальше от его дивизии. Войско обезглавленное разбить, для чего привлечен и задействован был офицерский полк. А из живого, но обесславленного Чапаева надлежало сделать агитационное посмешище, возить, к примеру, в клетке по войскам белых, в дурацком колпаке, в назидание нижним чинам.
Варвара даже попросилась у полковника, когда план обсуждали, побыть ездовым на телеге с плененным комдивом, поскольку у ней имелось подходящее к случаю платье из пурпурного бархата.
…
Тем временем в Чапаевской дивизии стремительно росла популярность Стелы Исааковны и достигла уже неимоверной силы. Пулемет она освоила довольно быстро, но в строй ее не отпустил комиссар, как черезчур грамотную. При штабе всегда оказывался целый воз работы. Анна, как вихрь носилась по расположению войска с поручениями, писала различные бумаги для командования и по партийной линии, лишь ненадолго выходя на штабное крыльцо перевести дух.
Тут она и представала на виду бойцов во всей своей красе, преимущественно по вечерам, в лучах закатного солнца, внося смятение в мужские умы. Буквально все, даже самые мелкие азиаты добивались ее расположения, даже в точности предвидя, что понапрасну. Наращивание каблуков на сапогах и ношение высоких шапок ситуации в пользу низкорослых не меняло.
Один матрос, татуированный с головы до ног, никак все не хотел отступиться, хоть и потерял уж более половины зубной наличности. Правда, штуки три ему еще боцман на «Авроре» вышиб под горячую руку, но оставалось еще порядочно.
Матрос все выпасал Анну, нарезал круги вокруг штабной избы, надеясь в удобный миг подстеречь ее и одолеть силой. «А там — пропадай моя телега», — мечталось ему. В конце концов, он все возможное время проводил около штабной избы и даже принял на себя обязанность проверять посты часовых. Те, не имея военной подготовки, не могли даже усвоить понятия «пароль» и «отзыв», думая, что это над ними поиздеваться хотят старослужащие. К тому же их всегда через четверть часа морил сон, особенно если удавалось выпить перед дежурством для храбрости какой-нибудь бражки. Тут-то флотский и бодрил их тумаками под ребра и по затылкам, объясняя, что те чудом уцелели — повезло, что он разбудил, а не враг. После же заставлял провинившихся благодарить его словами: «Спаси вас Господи, уважаемый флотский товарищ, что выручили и за науку!»
Часовые, получив такую встряску, дожидались смены караула, бодрствуя. Флотский же продолжал кружить вокруг, надеясь на нечаянную встречу с возлюбленной Анной.
Матрос и заметил первым в ночной темноте таинственные тени и крадущиеся фигуры беляков. Тут еще луна, как на грех, выглянула на миг из-за соседской трубы, и погон у одного лощеного гада серебром сверкнул.
Матрос без заминки выхватил из деревянной коробки, болтавшейся между ног, вороненый маузер и, не целясь, открыл пальбу по теням, устремляясь при этом к штабному крыльцу.
С первыми звуками выстрелов Чапаев пружиной выскочил из-под бурки и чуть не столкнулся с влетевшим в горницу матросом. По движению губ того он понял и громовым голосом подхватил его крик: «Белые!».
В следующий миг авроровец сделался прострелен в нескольких местах, и в горницу вломилось офицерье. Но матрос смог извернуться и упасть так, что заслонил собой вход.
Белые стали спотыкаться, тоже падать. Чапай же, со свистом выхватил свою шашку и со страшным криком «Врешь не возьмешь!!!» ринулся навстречу врагу.
Крик его был из тех криков, которыми должно быть сирены сводили с ума Синдбада — Морехода, когда тот приблизился к их острову.
Врагов буквально парализовал этот пронзительный рев, а Чапаев тут же принялся рубить их в капусту. Казалось, шашка его начала свою страшную работу еще прежде того, как покинула ножны. Одних только разрубленных точно пополам оказалось человек шесть, да склеивать их назад было некому, так что поверженных стало, как бы вдвое больше, чем вбежавших в горницу.
Возможно, среди них тоже оказались бы в дальнейшем талантливые драматурги, как Шекспир, или ученые, могущие заткнуть за пояс самого Энштэйна. Этого уж никогда не придется узнать после ударов чапаевского клинка. Остается утешиться тем, что может быть это были ничего не стоящие ничтожные субъекты или какие-нибудь кошмарные душегубы.