Чаплыгин
Шрифт:
С. В. Ковалевская в своем классическом мемуаре «О движении твердого тела, имеющего ненодвижную точку» рассматривала свой случай движения твердого тела потому только, что ей удалось найти математический метод, позволивший до конца проинтегрировать полученные при этом уравнения. Софье Васильевне пришлось даже доказывать, что разобранный ею случай движения вообще можно осуществить в действительности. А. М. Ляпунова в его классическом мемуаре «Об устойчивости движения» меньше всего интересует вопрос о приложении разработанного им метода к решению какой-нибудь реальней механической задачи: все его внимание привлекают чисто математические трудности задачи, которые
Совершенно так же понимал задачу прикладной математики и Чаплыгин.
Как-то осенью, когда Чаплыгин был уже на втором курсе, но Москве прошел сильный дождь. Потоки воды, извиваясь между неровных булыжников, быстро слились в озорные ручейки на мощеном дворе университета. Направлявшийся в университет с зонтом в руке Жуковский остановился над ручьем и с любопытством стал наблюдать за его течением. Иногда он, действуя зонтом, несколько менял расположение камней и тогда с новым вниманием следил, как меняется течение.
Вокруг ученого собрался кружок студентов. Николай Егорович увидел среди собравшихся своего ученика и, усмехаясь, заметил:
— Как хорошо сказал Галилей: легче узнать законы движения светил небесных, чем познать законы движения воды в ручейке! Так оно и есть!
Он посмотрел на молодые лица студентов, как бы призывая их в свидетели галилеевской истины. Негромко, но твердо ответил Чаплыгин:
— Природа любит простоту. Если у нее спрашиваешь верно, она ответит просто!
Кто-то насмешливо крикнул:
— Значит, Галилей не умел спрашивать!
Все рассмеялись и стали расходиться. Николай Егорович пошел рядом с Чаплыгиным.
— Нет, вы хорошо сказали, коллега. Верно спросить — наполовину ответить. Вы, кажется, с моего курса? Как ваша фамилия?
Чаплыгин назвал себя. Николай Егорович запомнил хмурое лицо этого студента.
Чаплыгин поступил в университет через год после введения нового университетского устава. Устав 1884 года носил явно реакционный характер: отменена выборность ректоров и деканов, запрещены студенческие организации, отказано в приеме семинаристам, хотя бы и сдавшим экзамены на аттестат зрелости, будущие студенты лишились права выбирать себе университет — гимназисты распределялись но округам и поступали только в университеты своего округа.
Для предотвращения студенческих волнений введены были должности надзирателей и форма для студентов: голубые фуражки и серые форменные тужурки. Форменная одежда выделяла их из толпы. Прославленный татьянин день — день открытия Московского университета — праздновался втихомолку, при закрытых дверях, в студенческих общежитиях и на частных квартирах.
Первые годы жизни университетов по новому уставу показали его несостоятельность и не предотвратили студенческих демонстраций. В 1887 году уже появились студенческие «пожелания» в ряде университетов. Они требовали возвращения к уставу 1863 года, выборности ректоров и профессоров, разрешения студенческих организаций, доступа в университет семинаристам, женщинам, евреям. Дискуссии об уставе не прекращались. Особенно оживленно спорили и студенты и профессора по поводу нового норядка в экзаменационных комиссиях. Вызубренный но записанным лекциям ответ не считается удовлетворительным. Студент должен показать самостоятельное научное мышление.
Чаплыгина экзамены не беспокоили, но он принял участие в дискуссии. Защитники нового устава утверждали, что при новом порядке «экзамен из лекций» заменится «экзаменом из науки». Чаплыгин лаконично ответил на это:
— А на деле вместо экзамена «из науки» получается
Когда спор стал превращаться в острые намеки и злые шутки со стороны обиженных его замечанием, Чаплыгин предложил:
— Держу пари с кем угодно и на что угодно, что за три дня выучу наизусть весь учебник химии, и буду отвечать на любой вопрос слово в слово, и получу «весьма»!
Пари было с одушевлением принято. Тут же выбрали экзаменаторов, назначили время и место экзамена. Чтобы обеспечить беспристрастие судей, пригласили на этот оригинальный экзамен профессора Н. А. Любимова, одного из членов министерской комиссии, разрабатывавшей новый устав.
Чаплыгин дважды прочитал учебник и, закрыв глаза, повторил каждую страницу. В том, что спор он выиграет, сомнений не было.
Экзамен производился так: каждый из трех экзаменаторов, открыв учебник, задавал три вопроса и ответы Чаплыгина проверял по учебнику. Чаплыгин сделал только два незначительных отступления от текста, переставив порядок слов.
Собравшиеся в аудитории студенты аплодировали. Когда Николаю Алексеевичу Любимову рассказали о споре, вызвавшем этот экзамен, он грустно сказал:
— Более всего в комиссии по уставу опасались, как бы не стеснить преподавание программами, предписанными свыше, не превратить университеты в школы, где получают определенную сумму знаний, не уронить смысл и значение университета как такового… Выходит, не доросли мы еще до свободы преподавания! — с горечью заключил он и ушел.
Отсутствием строго определенных программ пользовался в полную меру Николай Егорович Жуковский. Он проверил на опыте свою программу преподавания в Техническом училище и впервые в университете столкнулся с равнодушием студента Чаплыгина к геометрической интерпретации различных случаев движения.
Аналитический ум Чаплыгина опирался на авторитеты Эйлера и Бернулли, Софьи Ковалевской, Чебышева, Ляпунова. Но в перестроенной Жуковским системе преподавания оказалась еще одна особенность. Часто и подолгу беседуя со студентами, Николай Егорович знакомил собеседников с вопросами, над которыми сам в то время работал, и таким образом вовлекал будущих ученых в текущую научную работу. В сущности, он создавал современную русскую школу механики.
«Сначала число студенческих сочинений по механике, которые писались под руководством Николая Егоровича, было невелико, — говорил Л. С. Лейбензон, — но потом оно возросло, и постепенно к нему стало обращаться за темами дипломной работы большинство способных студентов математического отделения. Однако Николай Егорович предъявлял очень высокие требования к студентам, которые хотели посвятить себя научной работе, и оставлял при университете для подготовки к профессорскому званию только действительно выдающихся людей, с которыми стоило заниматься и таланты которых он умел подмечать со свойственной ему проницательностью».
Одним из первых среди таких избранников стал Сергей Чаплыгин.
Вовлекая Чаплыгина в интересы своей науки, Николай Егорович не покушался на прирожденную склонность ученика к аналитическим построениям в механике. Наоборот, он высоко ценил в нем глубокое проникновение в аналитическую сущность вопроса. Геометрическая картина движения рассматривалась тут уже только как иллюстрация полученных аналитических соглашений.
Обращаясь в физико-математический факультет с просьбой оставить окончившего в 1890 году курс студента математического отделения Сергея Чаплыгина при университете для подготовки к профессорскому званию, Жуковский писал: