Чарльз Лайель. Его жизнь и научная деятельность
Шрифт:
В Англии геология расцветала пышнее, чем где-либо. На смену Гёттону, Плайферу (приверженец и популяризатор гёттоновских воззрений) и В. Смиту выступила целая фаланга рьяных и даровитых исследователей. Конибир, Филипс, Де ла Беш, Мантель издали ряд важных монографий по описательной геологии, Гриноф составил геологическую карту Англии, Скроп и Добени положили начало правильной теории образования вулканов… Все они ко времени Лайеля были уже заслуженные геологи, а почти одновременно с ним начали свою карьеру Сэджвик, Мурчисон, Ричард Оуэн.
Вместе с тем все сильнее и сильнее сказывалась потребность в общей теории, которая связала бы накапливавшиеся материалы универсальной схемой, давая в то же время ответ на частные, конкретные, определенные вопросы, возникавшие при ближайшем ознакомлении
Мы не будем излагать разнообразные варианты теории катастроф, циркулировавшие среди ученых. Заметим только, что этот разлад, это несоответствие общей доктрины с отдельными успехами, не представляет ничего странного.
Основная причина этого разлада коренится в методе геологов долайелевской эпохи. Стараясь восстановить историю земной коры, они изучали ее древние памятники и на основании этого изучения пытались построить свои схемы. Так поступали и униформисты – Гёттон и Плайфер, и катастрофисты – Кювье, Бух, Буклэнд. Те и другие искали разгадку прошлого в прошлом же. Это было ошибкой. Не с того конца взялись. Лайель – и в этом его оригинальность – принялся за дело с другого конца. Он стал искать разгадку прошлого в настоящем. Но о его методе мы будем говорить ниже; теперь вернемся к его предшественникам.
Первое впечатление геологов, когда они поближе ознакомились со строением земной коры, с остатками древних эпох, с памятниками прошлого, было в пользу катастроф, против постепенного развития. Совокупность этих памятников казалась продуктом особенных сил, несравненно более энергичных, чем нынешние. Сравнивая древние и новые породы, геолог с первого взгляда убеждался в их резком различии. Древние пласты приподняты, изломаны, изогнуты гораздо сильнее, чем новые. Стало быть, они образовались при иных условиях; испытывали такие толчки, поднятия, опускания, сотрясения, о которых нынешняя природа и не слыхивала. Таково было первое впечатление.
Стараясь классифицировать горные породы, геолог изучал те разрезы, где различные образования резко отграничены друг от друга. Там же, где они постепенно и незаметно переходят одно в другое, где признаки различных типов смешиваются, мудрено разобраться, пока самые типы еще не установлены и не охарактеризованы. В результате – впечатление резких перерывов в истории земной коры, соответствовавших катастрофам, изогнувшим и изломавшим ранее образовавшиеся пласты.
В согласии с этим находились и данные палеонтологии, которая воскресила сначала формы, резко отличные от современных, а уже много позднее переходные, связующие звенья. Как земная кора распадалась на системы пластов – первичную, вторичную, третичную, современную, – между которыми нет никакой связи, так и животные остатки, рассеянные в этих пластах, разбивались на группы, соответствовавшие этим системам и разъединенные резкими перерывами.
Далее, результаты действий, весьма удаленных одно от другого во времени, бывают сближены в пространстве, Объясним это на примере. Допустим, что в одной и той же местности произошел ряд извержений, разделенных столетиями. Продукты их действий, скопившиеся в одном и том же месте в одну сплошную массу, покажутся на первый взгляд результатом одного колоссального извержения. Отсюда теории об исключительной напряженности вулканических сил в прежние эпохи, возникшие при виде древних вулканических отложений. Но то же справедливо относительно всевозможных памятников неустанной работы стихий: продукты бесчисленных мелких и слабых действий кажутся результатом одного колоссального действия.
Итак, прежде всего бросалось в глаза различие древних и новых образований, перерывы между формациями, грандиозность памятников прошлой истории земли. Все это внушало мысль о титанических силах, действовавших при «прежнем порядке вещей».
Наконец, нельзя упустить из виду еще одну причину, повлиявшую на умножение «геологических романов». Крупные открытия, быстро следующие одно за другим, всегда действуют опьяняющим, воспламеняющим образом, – особенно в такой отрасли знания, которая еще не вышла из детского периода, не обрела своего фундамента, своих незыблемых основных истин. Так в химии, накануне Лавуазье, после блестящих открытий Шееле, Блэка, Кавендиша, общая теория (флогистона) принимает десятки разнообразных и фантастических форм, меняясь, как Протей, по прихоти каждого химика. В эмбриологии фантазия натурфилософов разыгралась как никогда после работ Вольфа, Граафа, Пуркинье, перед реформой Бэра. В физиологии, до Гарвея, открытия Везали, Сервета, Фабриция породили множество странных, причудливых доктрин; в науке о психических явлениях, после недавних открытий в области гипнотизма, мы встречаем рой самых беспардонных гипотез относительно передачи мыслей, ясновидения и так далее.
Глядя на эту вакханалию, можно даже подумать, что наука пошла обратным ходом, фантазия заела рассудок; идеи запутываются, старые бредни оживают. Но это мираж, обман зрения: эти узоры диких гипотез – только пена на поверхности потока открытий, который еще не нашел надлежащего русла. В этих открытиях элементы истинной теории; но прежде чем творческий ум Лавуазье, Бэра, Гарвея обработает их в стройную систему, фантазия Пристли, Окена, Риолана настряпает из них бездну неуклюжих доктрин. Каждая отрасль знания проходит такую стадию лихорадочного возбуждения и разыгравшейся фантазии: то же мы замечаем и в геологии – накануне реформ Лайеля.
Глава IV. Основание научной геологии
Историю Земли нужно объяснить без вымыслов, без гипотез, без насилий, без чудес.
Задача Лайеля. – Путешествие с Мурчисоном. – Третичная система. – Этна. – Возвращение в Англию. – «Основные начала геологии». – Значение этой книги. – Теория Лайеля в Англии, Франции и Германии.
Обилие противоречивых и несостоятельных теорий утомляло геологов, и в 1807 году в Лондоне учредилось Геологическое общество с целью собирать факты, воздерживаясь от обобщений. Понятное дело, это оказалось невозможным: нельзя работать без руководящей идеи, без теории, пусть и ложной, но все же связующей факты. Сам основатель общества, Буклэнд, был ярым поборником «дилювиальной» теории, объяснявшей многие геологические явления всемирным потопом, колоссальной волной, залившей когда-то Европу и оставившей на память о себе наносы гравия, песка, ила, валуны, который мы встречаем ныне не только в долинах, но и на вершинах холмов.
Большинство геологов придерживались подобных мнений, и лишь немногие трезвые и осторожные ученые чувствовали несостоятельность катастрофизма и склонялись на сторону идей Гёттона. Но они не знали, как взяться за дело.
Убедившись в тождестве древних и новых геологических деятелей, Лайель решился выступить на защиту этой идеи. В 1826 году он писал Мантеллю по поводу воззрений Ламарка: «Я давно уже держусь такого же мнения, как и он, относительно древности Земли и скоро попытаюсь убедить читателей „Quarterly Review“ в справедливости этого еретического мнения… Я намерен писать о единстве прежних и нынешних сил».