Чародеи
Шрифт:
Юлька хочет возразить, открывает рот — и закрывает: Лёша кивает. Нет, ну ничего себе?!
— Мир — голограмма? — спрашивает Жорка.
— Я бы не стал утверждать, — говорит Лёша. — Но такая теория существует, и у неё есть сторонники.
— Если мы считаем, что мир — голограмма, тогда и время, и расстояния — просто иллюзии, — говорит Рудольф. — Да? И в чём сверхъестественность ясновидения? Юля, предположим, видит чуть дальше или чуть иначе… Вещие сны, знамения, даже призраки — всё моментально объясняется, если кто-то хочет это объяснить,
— Большая часть научного сообщества объявляет, — говорит Лёша. — И не объясняет. Потому что не представляет никаких практических способов добиться, например, повторяющегося появления призрака. Но в мире достаточно процессов, которые повторяются редко или вообще уникальны. Как минимум не стоило бы сбрасывать их со счетов.
Юлька уже даже не пытается закрыть рот — так и слушает с приоткрытым.
— А я не понимаю, что такое квантовая запутанность, — говорит Жорка. — Вот вообще. Пытаюсь читать — и хоть ты что…
— А этих Фейнманов мы ваших не читаем, — ухмыляясь, поёт Рудольф на мотив «Гоп со смыком». — Мы этих чуваков не уважаем. Раз-другой их полистаем, как заразы, хохотаем — ничего в дугу не понимаем!
Юлька прыскает — и Лёша смеётся:
— Ребята, этого не понимают и многие взрослые физики. Давайте притормозим пока хотя бы на Эйнштейне?
— Зоя говорила, — поясняет ухмыляющийся Жорка, — что мы думаем на квантовом уровне… то есть… запутанно… квантовой запутанностью. И поэтому протоны вступают в резонанс.
Юлька уже откровенно хохочет, а с ней Рудольф. Лёша даёт им отсмеяться.
— Ребята, — говорит он, — мы с вами сейчас запутаемся окончательно — и это будет вовсе не квантовая запутанность. Давайте вернёмся к классической физике всё-таки. В прекрасный и светлый мир Ньютона, а?
— Я — как Рудольф пел, — говорит Юлька. — Ничего в дугу не понимаю.
— Разберёмся, — обещает Лёша.
* * *
И до самого кануна Нового года Юлька привыкает к тому, каково быть счастливой. Медитация кажется ей ручкой стоп-крана, рычагом, который можно рвануть, отрубая внутренний прожектор безжалостной правды, — и медитирует она очень усердно. С этими ребятами, с этими взрослыми Юльке уютно. Появляется странное чувство, что она всегда так жила. Дом, мать, полуголодное существование, кошмар школы, гопота во дворе — уже кажутся путаным сном, который больше не вернётся.
Впереди мерещится что-то неясно хорошее.
И будущий праздник. Печь пирог с абрикосами в сливках, слушать музыку под колючими зимними звёздами… Ёлка растёт прямо у корпуса интерната, её украшают шариками, мишурой, Лёша приносит и подключает гирлянду. Рудольф и Жорка держат лестницу, а Золушка надевает на верхушку ёлки звезду — под восторженные вопли. Под руками путаются младшие, которых Юлька ещё не знает так хорошо, как ровесников, но догадывается: и на этой мелюзге есть какие-то тайные отметки.
Юльке кажется, что она видит ясновидящих. Телекинетики и пирокинетики не так заметны — больше похожи на обычных детей. На ясновидящих ей мерещится невидимое клеймо — и взгляды у них взрослые.
Видеть больше и дальше, чем тебе положено, не такая уж большая радость.
С младшими Юлька, пожалуй, поговорила бы. Но она новенькая, дети дичатся. Привыкнут, решает она — и оставляет их в покое. В конце концов, она же здесь надолго, правда?
И всё равно больше всего Юльке хочется, чтобы этот дар пропал. Просто растворился, рассеялся от медитаций и аутотренинга. Стать обычной. Жить нормально.
И почти до самого Нового года ей кажется, что это возможно.
В самый канун праздника Юлька ложится спать совершенно спокойная, думая о каких-то бессвязных, но приятных вещах. Легко засыпает — и её подбрасывает на кровати среди ночи, она вскакивает, задыхаясь: прожектор, прожектор!
К Юльке кидается перепуганная Золушка, тормошит, Юлька почти не чувствует прикосновений. Её трясёт, ослепительный свет внутри головы яростно ярок.
— Там уже яма! — истерически кричит она и давится рыданиями. — Яма! Душат шарфом, долго! Она долго не задыхается! Снег!
Вспыхивает свет.
О зубы стукается стакан, вода выплёскивается, Юльку трясёт и колотит, она не видит тех, кто её держит, она видит только могилу, песок, смешанный со снегом, рвётся из рук…
И тут тёплые ладони Зои берут её голову, поворачивают лицо, держат нежно и крепко — ужас уходит, вытекает грязной водой.
Юлька падает Зое на грудь.
Зоя гладит её по волосам. Ясность разума потихоньку возвращается. Юлька жадно пьёт, поднимает на Зою глаза:
— Я видела, как убивают Майку. Её в машине душили шарфом, потом понесли тело в лес, а там уже яма выкопана.
— Золушка, — говорит Зоя, — проверь Майю.
— Нет её в комнате, — испуганно говорит Жека. — Я уже проверила.
— Я её во дворе встретил, когда выходил Маркизика позвать, — говорит Жорка. — Она сказала, что хочет воздухом подышать. Уже довольно поздно было.
— Так, — говорит Зоя. — Юля, одевайся, едешь со мной. Мне надо позвонить.
— Ванечке? — спрашивает Рудольф.
— Да, — отвечает Зоя. — Юля, скажи, пожалуйста: ты можешь оценить погоду и степень освещённости в сцене, которую видела?
— Солнце, — говорит Юлька. Она пытается сообразить, что надевать сперва, свитер или джинсы. Чувствует себя оглушённой. — Яркое солнце. Снег блестит.
Зоя снова гладит её по голове. Её прикосновение делает мысли яснее.
— Очень хорошо, Юлечка. Значит, у нас есть время по крайней мере до утра. Ребята, не паникуйте. Дайте Юле одеться, мы выезжаем через десять минут.
Уходит. Юлька торопливо одевается, забыв, что в комнате и парни тоже. И они забыли, у них не те лица, какие должны бы быть в комнате, где одевается девчонка.