Чародей и летающий город
Шрифт:
Ко входу в храм уже выстроились очереди. Сотни просителей — слепые и хромые, безрукие и безногие, больные на носилках, слишком слабые для того, чтобы ходить самостоятельно, — стеклись сюда еще до рассвета, собираясь молить Тимнал о милости.
Эвандера поразило, что в толпе были и кассимцы, одетые в свои характерные джеллабы и просторные брюки. Например, состоятельная семья из Седимо-Кассима. Эвандер немного знал отца семейства: их познакомили на игре в поло, а затем они несколько раз встречались на званых обедах во время больших празднеств. Юноша тут же нырнул в гущу толпы. Седимская семья
Эвандер подумал о том, как он выглядит со стороны: худой — он здорово похудел с тех пор, как покинул седимский дворец; кожа потемнела — он сильно загорел за время своих морских путешествий. Юноша сомневался, что кто-нибудь сумеет его узнать. Даже одежда на нем сидела нелепо, дополнительно искажая его облик, — одежда утоли, несмотря на героические портновские усилия Элсу, была все-таки маловата для человека.
Эвандер рассмеялся про себя, и его опасения рассеялись. Никто никогда его не узнает. Никто не признает в худощавом загорелом юноше принца Седимо. Убийцам не найти его.
Принц с интересом изучал толпу. Следом за кассимцами стояли баканцы, съехавшиеся из всех городов плодородной долины, и темнокожие выходцы из Центрального Эйго. Гигантским ростом выделялся крэхинский аристократ. На щеке у него красовалась татуировка — алые слезы.
Сутулый мужчина в отрепьях, бывших когда-то военной формой, занял очередь за Эвандером, бросил взгляд на крэхинского аристократа и прошипел что-то неразборчивое, но явно нелестное.
Эвандер обернулся. У мужчины не было одной ноги, ее заменяла истертая деревяшка.
Солдат встретился взглядом с глазами юноши:
— Это последователь ихнего пророка. Сам видел, как они пьют кровь. Грязные людоеды! — Одноногий смачно плюнул.
Эвандеру доводилось слышать о жутком пророке крэхинцев, о Том Кто Должен. Этот пророк насаждал культ гордыни и кровожадности и был неимоверно почитаем в сердце континента. В тех местах разразилась ужасная война. Армии со всего мира выступили против пророка и его предполагаемых союзников — Повелителей из Падмасы. Эвандер знал, что в этой кампании, провозглашенной древними Великими Ведьмами Кунфшона, приняли участие и добровольцы из Кассима. Возможно, несчастный одноногий солдат как раз и был ветераном этой войны. Может быть, он пронес свои обтрепанные лохмотья через тысячи миль боевых походов и потерял ногу на поле битвы.
Откуда-то сверху громко прозвучал гонг. Двери храма со скрипом распахнулись. Наружу вышли жрецы в одеяниях цвета шафрана и занялись впуском просителей.
Прямо в дверях были установлены огромные медные чаши для пожертвовании, и за каждой внимательно надзирали жрецы. Посетители могли сделать пожертвование на содержание слуг Тимнала. Тех, кто проявлял щедрость, немедленно уводили за бархатный занавес, видневшийся в конце коридора.
Всех остальных согнали в огромное пустое помещение со стенами из необработанного камня. Затем туда вплыли жрецы, неся на головах черные лакированные ларцы, и расставили небольшие квадратные столы и стулья. Тем, кто смиренно молил благословенный Тимнал о милосердии, предстояло собеседование.
Эвандер прождал
Юноша молча встал у стола. Распорядитель милосердия благословенного Тимнала с головой ушел в свои записи. В конце концов он поднял голову:
— Говорите на фурду?
— Да, говорю.
— Назовите свое имя и причину, по которой вы просите доступа к лучам благословенного Тимнала. — Жрец говорил на фурду почти без акцента, словно изучал язык прямо в Молутна Ганге.
— Меня зовут Эвандер… э-э… Седимо, и я пришел сюда из-за проклятия, которое навел на меня один чародей.
— Какого рода проклятие?
Эвандер постарался, как мог, описать события в Порт-Тарквиле и последующее путешествие в Монжон. По ходу объяснений распорядитель делал записи, периодически прерывая Эвандера повелительным жестом, чтобы успеть зафиксировать его рассказ на чистой бумаге кремового цвета.
Эвандер закончил говорить, но распорядитель еще некоторое время продолжал писать и только потом оторвал взгляд от бумаг.
— Итак, вам нечего пожертвовать в пользу благословенного Тимнала?
— Меня выбросили за борт. Украли все мои вещи. У меня нет ничего, кроме одежды, которая сейчас на мне.
Распорядитель пристально посмотрел на юношу:
— Мы уже заметили, что на вас вещи уличного торговца из народа утоли. Тем не менее вы к утоли явно не принадлежите, так как вышеназванная раса, как правило, отличается крайне высокими умственными способностями.
Эвандер вспыхнул, но сдержался. Он уже хорошо представлял себе, что такое бумажная волокита. С тех пор как юноша покинул королевский дворец Седимо и превратился в скитальца, Косперо успел многому его научить. Лучше не отвечать на подобные оскорбления бюрократов. Скитаясь по прибрежным водам Эйго в поисках безопасного убежища, Эвандер и Косперо вдоволь насмотрелись на жаждущих власти мелких чиновников и мелкопоместных тиранов. Любая мелочь могла восстановить такого человека против просителя и заранее обречь на неудачу все его попытки. А он должен был увидеть Тимнал!
— Уголи нашли меня и отнеслись ко мне с величайшей добротой, — наконец произнес юноша.
— Вне всяких сомнений, так оно и было. Возможно, они проявили терпимость. В чем состоит ваше увечье?
Эвандер покраснел:
— На плечах кожа превратилась в шкуру какого-то животного, уж не знаю какого. Я стал чудовищем. Надеюсь, что лучи благословенного Тимнала снимут заклятие, и моя кожа станет прежней.
— Ага, н-да, ясно, ясно. — Перо вновь заскрипело по бумаге. Потом жрец вновь поднял на юношу свои глаза-бусинки.
— Избавление от уродств магического характера предоставляется не слишком часто. В случаях жабьей кожи или бубонных пятен, а также прочих поражений кожных покровов влияние лучей благословенного Тимнала может оказаться поистине целительным. Но, как известно, лучи сии при взаимодействии с разного рода магией дают непредсказуемые результаты. Я подам прошение от вашего имени. Вам придется подождать. Возможно, потребуется повторное собеседование.
Эвандеру вручили квадратик из розовой бумаги.