Чародей как еретик
Шрифт:
— Ну, Лорд Чародей! — всплеснула руками Катарина. — Такое даже мне не могло прийти в голову! Ты что же, хочешь сказать, что у Церкви вообще не должно быть никакой власти?
— Ну, мне не хотелось, чтобы меня поняли настолько прямолинейно, но раз уж вы сами сделали такое заключение — да. Именно это я и хотел сказать.
— Но Церковь не сможет служить Господу, если у нее не будет никакой власти в миру, — возразил Туан.
— Еще как сможет — проповедью и поучением. Церковь, кажется, должна учить свою паству жить праведной жизнью, а не заставлять силой.
— Или короля? — глянул на него Туан.
— Ваша власть не абсолютна, Ваше Величество, — покачал головой Род. — Уж ваши бароны об этом позаботятся. Да и аббат тоже отхватил свой кусок. Если бы ваша власть была абсолютной, разве смог бы аббат собрать армию, когда он выступил против вас в последний раз?
Туан отвернулся, окинул взглядом сад. Потом кивнул.
— Да, в этом ты прав, лорд Гэллоуглас. В этом мы должны открыто противостоять Церкви.
Род с огромным облегчением вздохнул. Наконец-то Туан вышел из своего религиозного дурмана. Он кинул взгляд на Катарину и увидел в ее глазах не меньшее облегчение и благодарность. Род улыбнулся в ответ королеве, с изумлением сообразив, что сейчас он впервые чувствует себя действительно ее союзником.
— Однако не стоит и идти напролом, — напомнил он. — Не дайте народу ни единого повода считать вас дьяволом во плоти, наш новый архиепископ и так позаботится об этом.
Туан сардонически усмехнулся.
— Хорошо сказано, лорд Чародей. И потому нам нужно отказать в его требованиях — и только.
— И ничего больше? — нахмурилась Катарина.
— Будет и больше, — поглядел на нее Туан, — но начинать битву с рукопашной — плохая тактика. Пока ему достаточно будет увидеть наши передовые дозоры.
— И до чего мы дозреем? — покосился на короля Род.
— Легкий упрек, если будет угодно. Наши герольды объявят, что хотя мы и королева обладаем всей полнотой светской власти, мы тем не менее признаем право аббата святого ордена приказывать своим монахам и судить по всем вопросам веры, открытым для обсуждения.
— Ага… — Род задумчиво потер подбородок. — Кажется, это могло бы прозвучать несколько… эээ… напористей?
— Нет, — Катарина стала рядом с Туаном и взяла его за руку. — Король выбрал верные слова, лорд Чародей. Обращаясь к аббату ордена, он тем самым не признает его титул архиепископа, а говоря о вопросах, «открытых для обсуждения», отказывается признать разрыв с Римом.
Подумав, Род кивнул.
— Да, тонко сформулировано. И не только на словах, но и в том, что осталось не высказано. Может быть, даже слишком тонко, вы уверены, что значение этих слов будет понято правильно?
— Будь уверен, лорды поймут их, как надо, ответил Туан. — И аббат тоже. Уж будь уверен.
— Они
— И когда герольды объявят об этом решении по всей стране, эти слова станут законом.
— Разумеется, и без сомнения, станут частью любого свода законов, понимает это Туан или нет.
— Разделение Церкви и Государства, — заметил Фесс, — жизненно важный принцип демократии. Даже ты сам не смог бы устроить лучше.
— И это только к лучшему, — усмехнулся Род. — Напомни, чтобы я оставил себе копию этого указа.
— …во всех вопросах духовных или касающихся Веры, — писарь поднял глаза от пергамента и вопросительно посмотрел на Их Величества.
Туан медленно кивнул, а Катарина истолковала сей жест:
— Великолепно. Каждое слово на своем месте и ничего не упущено.
— Отлично. Сказано не больше и не меньше, чем мы хотели сказать, — тут Туан посмотрел на писца. — Перепиши это, в точности, как прочел, и отдай своим ученикам, пусть сделают к завтрашнему утру два десятка копий. Завтра я пришлю за ними.
Писец кивнул.
— Все будет исполнено в точности, как вы велели, Ваше Величество.
Он попятился к двери и вышел. Туан со вздохом поднялся, уперся руками в спину и выгнулся, потягиваясь.
— Что ж, дело сделано. С сердца словно камень упал. Пойдем, пора ложиться.
Улыбка растопила жесткую неумолимость на лице королевы, она подошла к супругу, взяв его за руку. Обменявшись улыбками, они направились к двери.
На пороге стоял сэр Марис.
Катарина и Туан остановились, улыбки растаяли. Затем Туан снова расправил плечи, чувствуя, что вес ответственности, еще не успев как следует раствориться, снова устраивается поудобнее.
— Что за неотложное дело привело тебя, сенешаль, что ты решился подняться в королевские палаты в столь поздний час?
— Перепутанный крестьянин, Ваше Величество.
— И только? — поднял брови Туан. — Не темни, сэр Марис! Должно быть, дело серьезное, иначе тебе не было бы нужды тревожить нас.
— Это так, Ваше Величество, — поклонился сэр Марис. — Я решился известить вас, потому что меня беспокоит история, которую он рассказывает. Умоляю, прислушайтесь к его словам и решите сами.
— Ну так веди его, — Туан жалобно покосился на Катарину и снова уселся в кресло. Та стала рядом, положив руку королю на плечо.
Сэр Марис вышел за дверь, махнул рукой, и в комнату робко заглянул насмерть перепуганный крестьянин, нервно теребя в руках шляпу.
— Не бойся, — приказал сэр Марис. — Ты стоишь перед твоими сюзеренами, чья единственная забота — твоя зашита и благополучие.
Если у крестьянина и были определенные сомнения на этот счет, он не показал виду, а только поклонился до самой земли, может быть, чтобы скрыть выражение лица.
— Ладно-ладно, переломишься, — нетерпеливо махнул рукой Туан. — Как твое имя и откуда ты?