Чародей в ярости
Шрифт:
— А Иванов день пришел и ушел, — покачал головой другой крестьянин. — Какое ж большее зло натворили такие колдуны к нынешнему дню?
Когда они бросили столешницу, Магнус поднял взгляд на Рода.
— Такие слова вызывают у меня в груди больший страх, чем неизвестность, папа.
— Да, — согласился Род, — потому, что они угрожают нам лично. Вот тут-то и таится настоящая опасность, сынок, и не только для нас. — Он обнял Магнуса за плечи, когда они двинулись обратно. — В реакции крестьян. Мы с твоей матерью и королевой Катариной при поддержки Туана начинали закладывать мысль, что эсперы могут быть славными парнями. Но один рвущийся к власти может пустить весь этот труд насмарку и снова бросить крестьян на охоту за ведьмами. — Он оборвал речь, улыбаясь при виде того, как Корделия и Джефри с трудом пробирались к нему таща одни из козел. — Да погодите! Вы еще недостаточно выросли, чтобы управиться с такой штукой, да еще без приспособлений!
Корделия опустила свой конец и сердито посмотрела на него, уперевшись кулаками в бока.
— Я большая девочка, папа!
— Нет, пока еще не большая. И не будешь ею, по крайней мере, еще пять лет. — И добавил себе под нос: «Дай-то Бог». — Но вы поступили очень мило, пытаясь помочь. Однако, ваша помощь нужна маме для подготовки места для наших одеял.
Корделия содрогнулась, а Джефри указал.
— Под открытом небом было б приятней, папа.
— Мы искали сплетни, а не удобства. — Род развернул его кругом и шлепнул, направляя в указанное место. — Иди помоги маме, ей нужно, чтобы кто-нибудь уговорил кошку оставаться всю ночь около нас.
Джефри заартачился.
— Кошки воюют с крысами, — напомнил ему Род. Глаза у Джефри сверкнули, и он побежал к Гвен.
Род взялся за свой конец козел.
— Ладно, взяли!
Магнус поднял свой конец и повернулся к стене.
— Даже если б ведьмы и чародеи и смогли покорить весь Грамарий, папа, то не смогли бы удержать его при столкновении с таким страхом и ненавистью крестьян. — Он пожал плечами. — Нас слишком мало.
— Поосторожней с переходом на личности. — Род быстро огляделся кругом, но никто из крестьян не стоял достаточно близко, чтобы услышать. — Хорошо, что никому из них неохота быть увиденным рядом с лудильщиком... Нет, сынок, злой эспер, такой как этот Альфар, может удержать власть, но только путем самого сурового, жестокого, абсолютного господства.
— Это ничуть не лучше охоты на ведьм, — нахмурился Магнус.
— Хуже для моих целей, потому что это задушит любую надежду на демократию на этой планете. А я хочу, чтобы телепаты Грамария стали в один прекрасный день средствами связи для межзвездной демократии. — Род выпрямился, расширив глаза. — Вот оно что!
— Что, папа? — поднял голову удивленный Магнус.
— То, где вступают в игру агенты из будущего, ну, знаешь, те злодеи умыкнувшие нас всех в Тир-Хлис?
Лицо Магнуса потемнело.
— Я помню о них и об опасности, которой они нас подвергли. Но где признаки их участия в этой возне, папа? Я не вижу ничего, кроме пожилого кудесника, додумавшегося, наконец, как расквитаться за свою обиду и несправедливость к себе.
— Вот они-то и хотят, чтобы ты видел именно это. Ладно, сынок, на штабель раз, два — взяли! — Они закинули козлы на штабель и пошли за другими. — Но если появляется возможность репрессивного правительства, то существует вероятность появления, стоящих за ним тоталитаристов из будущего.
За ухом у него методичный голос завел знакомую пластинку:
— Обобщение основано на неадекватных данных...
— Но ведь признаков их присутствия недостаточно, — возразил Магнус. — Только суровость владычества Альфара!
— Ты снова разговаривал с Вексом, — обвинил его Род. — Но последи повнимательней, и ты увидишь другие признаки их рук за спиной Альфара. Лично я ломал голову над тем, что сказала твоя мать о том, что за примененным Альфаром против солдат «мгновенным» гипнозом нет следа разума.
Магнус оцепенел, уставясь на него.
— Но... папа... как такое может...
— Подымай козлы, — напомнил ему Род, они взялись за них и снова направились к стене. — Подумай, сынок — что не делает этого? Не думает, то есть. Что может делать разные вещи, но не думает?
Магнус молчал, пока они ставили козлы на штабель. А когда они собрались уходить, он догадался.
— Машина?
— Ты все-таки разговаривал с Вексом, не так ли?
За ухом у него раздалось короткое, неприятное гудение:
— Я б назвал это неплохой догадкой.
— Но только догадкой, — напомнил ему Магнус.
— Конечно. — Они неторопливо прошли туда, где стояла на коленях Гвен, заканчивавшая расстилать на камыше их одеяла. — Сумела изгнать насекомых, милая?
— Похоже. — Она взглянула на него. — Мы с Корделией додумались собрать свежего камыша, пока добирались сюда, так что спать мы будем сладко.
Что-то в этой фразе привлекло внимание Рода. Он уставился на одеяло, а затем взгляд и заглянул в глубину глаз Гвен.
Та подняла подбородок и повернулась к сыновьям.
— И не забывайте о своих манерах, так как мы здесь спим не одни.
Дети уставились на нее, затем посмотрели озадаченно друг на друга, а потом снова на нее.
— С чего ты решила, будто мы можем забыть? — спросил Магнус.
А Джефри поддакнул:
— Мы хорошие мальчики, мама!
— Да, — ответила Гвен, поворачиваясь к Роду, — и такими должны быть вы все.
Посреди ночи раздался тихий стон, усиливая громкость и отражаясь от каменных стен, пока не наполнил весь зал.
Род резко сел, в нем звенел страх, электризуя мозг. На страх ответила и вступила с ним в борьбу ярость.
Весь зал заполнял голубовато-белый свет, при котором можно было видеть повскакавших потрясенных слуг, таращивших в страхе и ужасе глаза. Корделия завизжала и уткнулась лицом в живот Роду, а Грегори зарылся в юбки Гвен.
Магнус и Джефри, пятясь к стене, все же воинственно глядели вверх.
Наверху, под потолком большой зал заполнила толпа бледных, светящихся призраков в старинных платьях и древних доспехах, голубовато-белых и полупрозрачных.