Чародей звездолета «Агуди»

Никитин Юрий Александрович

Звездное небо медленно поворачивалось, а луна прошла по длинной дуге и скрылась за горизонтом. Мне показалось, что небо на востоке начинает светлеть, я с кряхтением поднялся.

– Хватит трескать кофе!.. Хоть завтра и выходной, но вы мне нужны свежие, как огурчики. Топайте спать, Людмила приготовила комнаты наверху…

Убийло робко запротестовал:

– Дмитрий Дмитриевич, стоит ли тревожиться? Мы сейчас обратно, а к обеду снова будем у вас. Уже с планами, наметками бюджета.

Гусько поддержал:

– Мне

тем более у вас ночевать нельзя, я же – оппозиция! И хотя наша партия в каком-то двусмысленном положении, ибо поддерживаем вас чуть ли не по всем пунктам… но все-таки я лучше поеду.

Он крепко пожал мне руку, я сдвинул плечами:

– Ну, вам виднее, извините, что перепортил прекрасный субботний вечер… А вы, Андрей Каземирович, оставайтесь! Никаких беспокойств, в этом особняке можно заблудиться. Что делать, мне по рангу положены хоромы, иначе иностранные монархи уважать не будут… так что давайте использовать все, что используется.

Гусько спустился вниз, я слышал, как хлопнула дверка машины, мелькнул свет фар. Подошли Громов, Сигуранцев, пожали руки, им тоже надо рано утром, несмотря на воскресенье, быть в своих частях, время тревожное, каждая минута на счету.

Босенко поколебался, но вместе с Убийло покорно ушел за Людмилой. Я еще постоял у перил, а когда двинулся к ступенькам, навстречу показалась массивная фигура Николая, начальника здешней охраны.

– Дмитрий Дмитриевич, – сказал он, лицо было непривычно серьезным, а глаза стали совсем строгими, – я бы просил вас сегодня заночевать в северном флигеле.

По спине прошел холодок.

– Что стряслось?

Он поморщился:

– Я бы сказал, предчувствие… Но меня редко обманывает, ибо не от Бога, а от всяких неясных изменений. Слишком много звонков, повышенная электромагнитная активность, попытка проникнуть в наш сервер… какая-то нервозность в воздухе… Не спорьте, Дмитрий Дмитриевич! Сейчас вы не принадлежите себе, вы это понимаете?

– Понимаю, – ответил я неохотно. – Не буду изображать героя и настаивать на том, чтобы спать под открытым небом, как в молодости. Пойдемте, а то я уже и забыл, где он.

Мы спустились на нижний этаж, там спальня, Людмила уже постелила широкую, как стадион, постель. Ее глаза округлились при виде Николая, я прижал палец к губам, она молча кивнула.

Николай нажал кнопку в стене, шкаф отодвинулся, в поле зрения появилась дверь. При нашем приближении быстро отскочила в сторону, мы все трое вошли в просторную кабину лифта. Николай оперировал пультиком, лифт стремительно пошел вниз, затем щелкнуло, перешел в горизонтальный полет, нас прижало к стене.

Еще щелчок, дверь снова отпрыгнула в сторону, словно крышка над шахтой межконтинентальной ракеты. Еще одна дверь, Николай распахнул ее и отступил в сторону, пропуская нас в апартаменты северного флигеля.

Вообще-то флигель там, на поверхности, а здесь просторный бункер на бог знает какой глубине, но Николай, похоже, его имел в виду, когда называл флигелем, в котором мне, как особо

охраняемому объекту, надлежит спать за крепкой бронированной дверью.

– Я сейчас доставлю детей, – сообщил Николай.

– Постарайтесь младшенькую не будить…

– Да они все не проснутся, – заверил он. – Перенесем, как перышки!

Людмила, ничему не удивившись, отправилась в спальню, уж она-то помнит, где здесь что, я кисло поморщился:

– Хорошо, Николай, буду здесь до утра. Держи меня в курсе.

– Будет сделано, господин президент! Спокойной ночи.

– А тебе – беспокойной, – ответил я ворчливо и закрыл за ним дверь.

Лифт унес его наверх, я потащился по этим засекреченным помещениям. На душе гадко, тревожно, ко рту подступила тошнота, а ноги стали тяжелыми, как колоды.

Тревожный мир, в котором живем, ежесекундно меняющийся, в то время как люди, наоборот, словно тургеневские персонажи, живут по тургеневским законам, абсолютно не считаясь с новыми реалиями, не замечая их… Эх, если бы все не замечали! А то энергичные мерзавцы, держа нос по ветру, используют эти перемены, чтобы сесть человечеству на шею…

Из спальни вышла Людмила, спросила сонным голосом:

– Так ты идешь спать?

– Иду-иду, – ответил я. – Начинай без меня. Я сейчас. Скоро.

Она вернулась, слышно было, как на ложе опустилось грузное тело, везде полная тишина, но сна ни в одном глазу, сердце бухает тревожно, все время хочется оглянуться.

В соседней комнате все оборудовано под кабинет. Я опустился в кресло, тронул пульт, загудел компьютер, здесь своя локальная сеть, абсолютно никакого выхода в большой мир, даже своя электростанция, никакие хакеры не страшны, медленно загорелся экран, пошла разворачиваться операционная система…

По легкому нажатию клавиш вспыхнули дисплеи наблюдения, прекрасное качество изображения, как наяву, вон некрупная бледная луна поднялась над стеной, сияет мертво, я же с холодком вдоль хребта вдруг ощутил, что это в самом деле не просто луна, что восходит и заходит, освещая ночью землю, а Луна – планета, далекая, огромная, а мы тоже на таком же крохотном глиняном шарике, что летит сквозь тьму и холод, жуткий холод…

Я зябко передернул плечами, встал и прошелся вдоль стены с этими огромными панорамными окнами, так воспринимаются на уровне подсознания эти экраны, и луна тоже, нарушая все законы природы, поплыла над темными крышами и острыми черными зубцами, а затем вместе со мной вернулась обратно.

– Спасибо, – прошептал я.

Сразу стало уютнее, это мой мир, а луна никакая не мертвая планета, а сверкающий диск, что восходит и заходит, рождается, растет, стареет и умирает каждые двадцать восемь дней, а я живу в огромном мире, где должен думать о своих людях лучше, чем о чужих. Иначе, если предположить такой бред, что луна – планета и что вот эта твердь под ногами тоже планета, то и жить вообще не захочется, не то что заботиться о каких-то микробах на глиняном шарике в кромешной тьме…