Чародей
Шрифт:
– Хатор, помоги! – Закрыв глаза, она стала молиться. – Милая богиня, не дай этому случиться!
Она услышала, как застонал над ней Трок, и открыла глаза. Его лицо раздулось и потемнело от прилива крови. Минтака почувствовала, что он выгнул спину и застонал, будто от боли. Его выпученные глаза с кровавыми прожилками ничего не видели, а рот открылся ужасным отверстием.
Минтака не понимала, что произошло. У нее промелькнула мысль, что богиня, должно быть, услышала ее мольбу и поразила его в сердце божественной стрелой. Затем она почувствовала, как ей на живот брызнула горячая жидкость, такая горячая, что казалось, будто она ошпарит кожу. Принцесса попыталась извернуться, чтобы уклониться, но Трок был слишком тяжелый и слишком сильный. Наконец отвратительный поток иссяк. Внезапно Трок снова застонал и упал на нее сверху. Он лежал неподвижно, и Минтака не осмеливалась двинуться, чтобы не подстегнуть его к дальнейшим усилиям. Они лежали так долго, до тех пор пока не услышали в тихой палате непристойные крики толпы, ждущей за стенами дворца. Трок очнулся и посмотрел на нее.
– Ты опозорила меня, маленькая шлюха. Заставила напрасно пролить семя.
Прежде чем она сообразила, в чем дело, он схватил ее за затылок и прижал лицом к белой овчине.
– Не беспокойся, я использую кровь из твоего носа, если не смог получить ее из твоего горшочка с медом.
Он откатил ее в сторону и с мрачным удовлетворением осмотрел темно-красное пятно от ее окровавленного лица на чистой белой шерсти. Затем вскочил на ноги и совершенно голый пошел к ставням. Сильным толчком он с грохотом отворил их и исчез в ярком дневном свете.
Складкой постельного белья Минтака вытерла отвратительную слизь, которая разлилась по ее гладкому как слоновая кость животу. На ее грудях и на руках и ногах были болезненные красные отметины. Ее страх превратился в ярость.
Портупея Трока лежала там, где он ее бросил. Она тихо соскользнула с кровати и вытянула из ножен полированный бронзовый клинок. Затем подкралась к двери, ведущей на террасу, и прильнула к косяку.
Снаружи Трок принимал рукоплескания толпы и размахивал запятнанной овчиной так, чтобы все ее видели.
– Ей понравилось! – ответил он на чей-то выкрик. – Когда я закончил, она была широкой и влажной, как болота дельты, и горячей, как пустыня Сахара.
Минтака крепче сжала рукоятку тяжелого меча и приготовилась.
– Прощайте, друзья, – кричал Трок. – Я возвращаюсь, чтобы еще раз вкусить сладких фиг.
Она услышала, как его босые ноги зашуршали по плиткам пола, когда он пошел назад, а затем на пол у двери упала его тень. Обеими руками она отвела назад меч и подняла острие на высоту живота.
Как только Трок шагнул в палату, она собралась и изо всех сил ткнула в него мечом, целясь между ямкой пупка и густыми черными волосами, из которых свисали тяжелые гениталии.
Однажды, очень давно, на охоте, она наблюдала, как отец целился в огромного самца леопарда, который не знал об их присутствии. Огромный кот был встревожен резким звуком и гулом тетивы и мгновенно отпрыгнул в сторону, так что стрела не достигла цели. Трок обладал таким же диким чутьем на опасность и чувством самосохранения.
Меч еще рассекал воздух, когда Трок быстро отклонился в сторону от бронзового острия. Меч пролетел на палец от его волосатого живота, не порезав, не пролив ни капли крови. Затем он огромной лапищей сжал оба запястья Минтаки, и продолжал сжимать, пока она не почувствовала, что ее кости вот-вот сломаются, и поневоле выпустила меч, который с грохотом упал на пол.
Он смеялся, когда тащил ее через комнату, но это был страшный смех. Он бросил ее на разбросанную и пропитанную потом постель.
– Теперь ты моя жена, – сказал он, встав над ней. – Ты принадлежишь мне, как племенная кобыла или сука. Тебе следует научиться повиноваться и уважать меня.
Минтака лежала ничком, вжавшись лицом в испачканное полотно, и отказывалась смотреть на Трока. Он поднял с пола около кровати ножны.
– Этот урок повиновения послужит к твоей же пользе. Немного боли сейчас избавит нас обоих от больших несчастий и страданий в дальнейшем.
Он взвесил в правой руке ножны, изготовленные из полированной кожи, обвязанной полосками из золота и электрума с металлическими розетками, и ударил ее по спине и голым ногам. Ножны хлопнули по белой коже Минтаки и оставили полосу с ярко-красным следом от розетки, так внезапно, что она невольно вскрикнула.
Трок засмеялся над ее болью и снова занес ножны. Она попыталась откатиться, но следующий удар обрушился на ее поднятую правую руку, а потом – на плечо. Она сдержала вскрик и попыталась скрыть страдание, зло улыбаясь и шипя, будто рысь. Это привело Трока в бешенство, и он ударил еще сильнее.
Он сбросил Минтаку с кровати и шел за ней, ползущей по полу. Он бил ее по спине, а когда она свернулась в клубок, принялся стегать ее также по плечам и ягодицам. Размеренно нанося удары, он говорил с нею, перемежая слова с выдохом от усилия при ударах.
– Ты никогда больше не поднимешь на меня руку, ха! В следующий раз я приду к тебе, ха! Ты будешь вести себя как любящая жена, ха! Или я прикажу четырем моим солдатам держать тебя, ха! А потом оседлаю, ха! А после того, как закончу, ха! Побью тебя снова, ха! Как сейчас, ха!
Она сжимала зубы, когда удары сыпались на нее, но наконец больше не могла сопротивляться, однако он, к счастью, отошел, тяжело дыша.
Он надел покрытую пятнами и пылью тунику, потом портупею, вложил меч в ножны, покрытые кровью Минтаки, и направился к двери палаты. Там он остановился и оглянулся.
– Запомни одну вещь, жена. Либо я укрощаю моих кобыл, – сказал он, – либо, клянусь Сеуетом, они умирают подо мной. – Он повернулся и ушел.
Минтака медленно подняла голову и посмотрела ему вслед. Говорить она не могла. Вместо этого она собрала во рту слюну и плюнула в сторону двери. Слюна, смешанная с кровью из разбитых губ, упала на плитки пола.
Прошло много времени после убывания луны Исиды, прежде чем с ран Минтаки отпали струпья, а синяки на ее гладкой желтовато-белой коже побледнели до зеленовато-желтых пятен. Намеренно или по счастливому случаю, Трок не выбил ей ни одного зуба, не сломал ни одной кости и не оставил шрамов на лице.