Чародейка
Шрифт:
Она рассеянно вытащила из сумки колоду карт и так же рассеянно принялась вытворять с ними головоломные трюки.
– Что-то в тебе есть такое, - задумчиво проговорила она.
– Но не пойму что.
– Когда я был маленьким, мама натирала меня медвежьим жиром. А что, до сих пор чувствуется?
– я прилег на траву.
Она нагнулась ко мне и вынула четырех тузов из моего нагрудного кармана.
– Как ты считаешь, я серьезная девушка?
Я смотрел на карты, мелькающие у нее между пальцев, голос
– Я скажу больше - ты изумительная девушка.
Она с интересом посмотрела на меня.
– Правда?
– Правда. И я надеюсь, мы узнаем друг друга гораздо лучше, прежде чем расстанемся.
Она снова нагнулась и вытащила короля пик у меня из рукава. На секунду я вдохнул запах ее волос. Он напомнил мне Англию, где я провел прошлое лето в старой усадьбе, заросшей душистой сиренью.
– Ты так думаешь?
– спросила она.
Я обнял ее за плечи и привлек к себе. Она не сопротивлялась.
– Да, я так думаю.
Так мы и лежали, глядя на облака.
– И ты хочешь этого?
– ее губы были рядом с моими.
– Может быть, - я поцеловал ее.
Она лежала смирно, но с открытыми глазами. Спина у нее была напряжена, а губы тверды и по-детски неумелы. Она не сопротивлялась, но целовать ее так доставляло столько же удовольствия, как целовать самому себе руки.
– Ладно, - сказал я, приподнявшись на локоть.
– Забудь.
– Это что-то должно было означать?
– спросила она, поправив юбку.
– Конечно. Но иногда не получается. Весь фокус в том, чтобы не торопиться с этим.
– Нет, - она серьезно смотрела на меня.
– Весь фокус в том, чтобы не делать этого вовсе.
Да что со мной? У меня есть работа, двадцать пять тысяч маячат впереди, а я тут вожусь с девчонкой, до которой мне в общем-то нет дела. Или, может, виноваты ее волосы? Я всегда был неравнодушен к блондинкам.
– Что, уже не хочешь узнать меня ближе?
– она внимательно смотрела на меня.
– Хочу… А я тебе не рассказывал про ту рыжую девчонку, которую встретил в Нью-Орлеане?
– Можешь не рассказывать, - она поднялась.
– Я себе представляю. Значит, ты не хочешь помочь мне?
– Да что случилось?
– я пошел следом за ней.
– Еще утром все было в порядке.
– Не нравится мне все это.
– Но ты же еще не пробовала.
– А тебе что до всего этого? Ты-то чего стараешься?
– спросила она и завела мотор.
– А статья? А сенсация? Если бы ты была журналисткой, Лепесток Сирени, ты бы не задавала таких вопросов. Это будет грандиозная статья. Может, и мой портрет напечатают.
– А потом кто-то завернет в эту газету мясо. Ты об этом не думал?
– Мира развернула машину, и мы двинулись обратно.
– Ну зачем ты так? Всю романтику портишь своими подколами.
Мы подъехали к небольшому горному
– Давай остановимся, - предложил я.
– Пивка выпьем.
Мы остановились у пивной и расположились под ярким тентом, где стоял длинный стол и скамья. Мира села рядом и сняла шляпу.
Тощий старый мексиканец вышел из пивной и поклонился. Мне не понравился его испуганный взгляд. Я заказал пива, и он удалился.
– Эти мексиканцы-крестьяне все одинаковы, - сказала Мира.
– Раньше я жалела их, а теперь… - она вдруг умолкла, глядя поверх моего плеча.
Я обернулся. В дверях пивной стоял самый огромный и толстый человек, которого я когда-либо видел. Наверняка, выше двух метров. На нем было обычное соломенное сомбреро, но мягкие мексиканские сапожки были шиты серебром. Он облокотился на косяк и уставился на Миру. Глаза мне его особенно запомнились: неподвижные, равнодушные, словно у змеи. И взгляд у него был малоприятным. Он прямо пожирал глазами Миру.
– Милашка, правда?
– спросила Мира.
– Готова спорить, что раньше у него был брат-близнец, пока их не искупали в слишком горячей ванне, и они не слиплись в одного.
– Слушай, Золотко, прибереги свои шуточки для меня. Этому дистрофику они могут не понравиться.
Гигант-толстяк вытащил изо рта окурок и щелкнул его в мою сторону. Он упал рядом на стол. Если бы это сделал любой другой мексиканец, я бы повесил его за уши на двери, но как я уже упоминал, терпеть не могу бить людей, которые вдвое больше меня, а этот был крупнее раза в три. Поэтому я еще и не такое готов был стерпеть.
Но Мира не возражала бы, если бы я с ним подрался. Это похоже на женщин. Они почему-то считают, что драка - это признак мужества, невзирая на самые неравные условия.
– Почему бы тебе не набить ему рыло?
– громко спросила она меня.
Может, этот Голиаф и не говорил по-английски, но откуда мне было это знать.
– Ты что, хочешь, чтобы я покончил с собой именно таким способом?
– прошептал я в ответ.
– Значит, ты позволишь этому куску ветчины оскорблять меня?
– ее глаза сверкнули.
– Ты что, не видел, что он сделал?
– она указала на окурок, который еще дымился рядом с ней.
– И всего-то? Да это он случайно, успокойся. Вот из-за таких, как ты, начинаются революции.
Тощий мексиканец старательно протиснулся мимо гиганта и принес нам пиво. А потом поспешно скрылся.
Толстый ублюдок закурил и опять щелкнул окурок в нашу сторону. Я поспешно накрыл рукой свою кружку, но окурок угодил в кружку Миры.
Прежде чем она открыла рот, я поменял кружки местами.
– Вот свеженькое, Заря Моя, и помолчи, ради всего святого.
Ее лицо встревожило меня. Она была бледна, как мел, а глаза сверкали, как у кошки в темноте.