Чарусские лесорубы
Шрифт:
— Подумаешь, цаца какая! Чемоданы ей шоферы таскают, — с усмешкой сказала толстая деваха, ехавшая в первой машине. — Наши котомки небось никто не понесет. Завезли в какую-то глушь и рассадили на пеньки.
— А тут, девка, вся жизнь возле пеньков идет, — сказал щупленький мужичонка с реденькой пепельной бородкой. — Тут так и говорят: «Обед привезли к пеньку», «Беседу провели у пенька». Так что, девка, привыкай к новой жизни.
Замполит прошелся между людьми, словно командир, принимающий новое пополнение, остановился возле Богданова, поставив одну ногу на пенек, облокотился
— Давайте, товарищи, потолкуем немного.
— У пенька, значит? — ухмыльнулся щупленький мужичонка.
— Вот именно… Скажите, как вы доехали?
— Хорошо доехали, лучше некуда! — попыхивая папироской, сказал сероглазый, широколицый парень-крепыш. — До самого Урала мчались чуть ли не курьерским поездом, в цельнометаллических вагонах. Тепло, уютно, на столиках цветы. Котомки сложили под сиденья, как в сундуки.
— Вы колхозник? — спросил замполит у парня, который ему сразу понравился своей простотой.
— А как же! Я механизатор, тракторист.
— Колхоз вас отпустил?
— Ну да. Механизаторов у нас сейчас хватает. Это на лошадь не скоро найдешь работника, а на трактор или на комбайн работников хоть отбавляй.
— А у нас механизаторов не хватает.
— Знаю я, вербовщик сказывал. Я и поехал сюда вроде разведчика. Понравится, напишу домой — сколько угодно механизаторов приедет: и парней, и девчат.
— Вас как звать-то, молодой человек?
— Спиридонов, Алексей.
— Ну, желаю вам, Алексей, прижиться у нас.
Затем замполит обратился ко всем:
— Может быть, у кого есть претензии к нашему вербовщику? Все получили проездные, суточные?
— Получить-то получили, да уж израсходовали, — послышалось в толпе.
Григорий Синько, парень с вороватыми глазами, выступил вперед. Натягивая клетчатую кепку на глаза, сказал:
— Нельзя ли, начальник, аванец получить?
— Аванс, товарищи, нельзя. Но мы в первые дни пойдем вам навстречу: как немного заработаете — сразу станем рассчитываться. Ясно? Теперь я хочу познакомить вас с нашим Чарусским леспромхозом, рассказать, что мы делаем, что от каждого из нас требуется.
Харитон Богданов, угрюмо сидевший на своем сундучке, вначале молчал, поводил белками из стороны в сторону, потом сплюнул, растер сапогом и сказал:
— Что ты разводишь турусы на колесах? Ты вот скажи лучше, верно или нет, что у вас можно зашибить деньгу?
Зырянов пристально поглядел на Харитона.
— Отдельные наши кадровые рабочие очень хорошо зарабатывают. Но зря деньги нигде не дают. Все дело в старании.
— Насчет старания ты не агитируй. Мы это слыхали. Скажи, какая работа будет?
— Работа у нас всякая, товарищи, — оживляясь, заговорил замполит. — До осени будем строиться, а с осени лес рубить. Вот видите хребет Водораздельный? Туда нужно прокладывать лежневку. Там у нас будет механизированный лесоучасток. Забросим туда новую технику. За одну зиму надо сбрить весь лес с Водораздельного хребта. А сколько там леса, видите? Всю эту массу древесины двинем на стройки, на шахты, на заводы. А потом, может быть, через год, через два, врежемся в дремучие леса за Водораздельным хребтом, а там их — море, зеленый океан, вплоть до самой тундры. Несметные богатства пустим по рекам в промышленные центры Урала, Украины, в Донбасс.
— Начальник, можно тебя спросить?
На Зырянова смотрели маленькие, с хитринкой, глаза щупленького мужичонки, который до этого рассуждал, что вся жизнь лесорубов проходит возле пенька.
— Почему нельзя? Спрашивайте, — сказал замполит.
— А ты, начальник, не заврался?
И глаза-бруснички, вдруг повеселевшие, зашныряли по сторонам, ища сочувствия в толпе рабочих.
— То есть, как это заврался?
— Очень просто. Думаешь, что все тут лопоухие сидят? Думаешь, если люди приехали черт-е знает откуда, так им можно врать не краснея. Только меня, начальник, не обманывай, я сам из здешних мест. Моя фамилия Шишигин. Если бывал за Водораздельным хребтом, то, наверно, слыхал про Шишигинскую заимку, стоит она на реке Глухая Ильва. Ты говоришь, за Водораздельным хребтом окиян леса, и хочешь его плавить на Украину? Ха-ха-ха! А как же ты его будешь плавить? По эту сторону хребта течет только маленькая речушка Ульва, летом ее курица перебегает. Главный-то лес за Водораздельным хребтом, за рекой Глухая Ильва. Это могутная река, течет она подле хребта, а потом сворачивает и уходит куда-то во льды. Глухую Ильву ты через хребет не переманишь. А сам лес через горы не перепрыгнет, не поплывет по Ульве: в ней в сухое лето сохатому негде спрятаться от гнуса.
Зырянов повеселел:
— Эх, Шишигин, отстаете от жизни! Так знайте, что ваша Глухая Ильва последний год течет на север. Скоро мы ее спарим с нашей маленькой Ульвой, и они побегут вместе на юг.
— А горы?
— Горы взорвем!
— Это Водораздельный-то? Чем?
— Найдем чем. Проложим ворота Глухой Ильве через скалы.
— Что-то враньем пахнет!
— Поживете — увидите. Может быть, вы, Шишигин, и вы, все здесь собравшиеся, станете энтузиастами этого большого дела.
Зырянов позвал Богданова к себе в кабинет.
— Садитесь! — показал он ему на диван.
— Я постою. — Харитон привалился плечом к косяку двери. — О чем хочешь со мной разговаривать?
— Хочу поближе познакомиться с вами.
— Что со мной знакомиться?
— Мне только что говорили о ваших организаторских способностях. Может, бригадиром вас назначить? Первое мое впечатление о вас, надо прямо сказать, неважное.
Богданов прошел к дивану, сел, снял шапку, положил на колени.
— А куда бы ты мог поставить меня бригадиром?
— В списке, я вижу, вы записались плотником. Где вы плотничали? Что строили?
— Все приходилось делать: дома, клубы, школы, промышленные здания. Словом, что придется.
— Сам-то сибиряк?
— Нет, российский.
— А как в Сибирь попали?
— Дело прошлое. Зачем тебе об этом знать?
— Интересно все же.
— Не стоит вспоминать о старом — что было, то уплыло, быльем поросло.
— Может быть, из раскулаченных? В каком году уехали в Сибирь?