Чарусы
Шрифт:
– Радость-то какая, – прошептала Василиса, на дне турки перемешивая молотый кофе с тростниковым сахаром.
– Скоро свой кофе заваривать будем. Дерево наконец-то в рост пошло, – проговорила улыбающаяся мама, с утра уже шебуршащая в теплицах и зимнем садике. Она вообще теперь больше времени проводила там, чем дома.
Мама дала Василисе с собой бутербродов и выпихнула их с отцом прочь из дома. Они отправились к церквушке на машине, хотя обычно ходили по посёлку пешком. Но накануне отец привёз из Растяпинска какие-то стройматериалы, и теперь они
В центре пришлось остановиться, потому что отцу срочно понадобилось зачем-то заскочить в администрацию. И хотя было воскресенье, Эдуард Юрьевич, отец Леты, тоже оказался на месте. Собственно, в посёлке даже почта иногда по выходным работала.
Василиса опустила стекло, и машину наполнил уже тёплый весенний воздух, пропитанный запахом влажной земли, первых трав и почек. Поставив локоть на окно и упёршись подбородком в ладонь, Василиса наблюдала, как небо из розового становилось лазурным, а посёлок – золотистым.
В музей прошли Наталья Львовна и Гаврил. В её сторону они даже не повернулись. Ну и хорошо.
– Давай быстрее уже, – почти кричала в телефон Олеся, пробегая мимо музея. – А то его ещё померить надо, и если не подойдёт, вернуть обратно! Между прочим, у тебя уже три платья, а у меня – ни одного!
Видимо, это она обсуждала с кем-то наряды к Выпускному или Последнему звонку. С Дианой, наверное. Три платья. Ну да, у Дианы-то в семье всё нормально, её папаша хотя и прогорел несколько раз за пару лет на сомнительном бизнесе, но денег им всё равно хватало. А вот что там теперь в семье Олеси, которую отец оставил без средств, непонятно. Она же в прошлом году ввязалась в Снежанины козни именно для поправки материального благополучия. Ничего, правда, не получила. И наверное, за это продолжает ненавидеть Василису.
Из музея снова появился Гаврил, уже с большим пакетом. И ушёл куда-то во дворы. Василиса только посмотрела ему вслед. Как, оказывается, быстро можно чего-то лишиться. Ей казалось, что они всегда так и будут вместе, ведь у неё в посёлке и друзей-то почти не было. Как бы теперь и тех, что остались, не растерять.
– Поехали, – сказал вернувшийся отец и завёл мотор.
Когда они добрались до церквушки, там уже собралось несколько человек, и все топтались у храмика. Антон раздавал команды, Давид Юрьевич и ещё несколько мужчин разгружали стройматериалы из «Газельки», где-то рядом мелькал Гаврил.
Василисе, разумеется, занятия не нашлось, так что она просто околачивалась вокруг, вместе с Бобиком бродя по садику отца Павла, в кои-то веки сменившего рясу на тёмный старый костюм, висевший на нём мешком. Наверное, кто-то из товарищей поделился старыми вещами.
– Василиса, покормите, пожалуйста, собаку, – проговорил на бегу отец Павел, спеша куда-то с тяжёлым ведром. – А то я с утра не успел. Каша в сенях.
– Ладно, – буркнула Василиса ему вслед. Тоже, нашёлся заботливый хозяин. Собаку с утра не покормил, а ведь скоро уже обед.
Василиса и Бобик обошли дом и поднялись по старым ступенькам к входной
– Ну и где тут твоя каша? – спросила Василиса, осматриваясь. Бобик потянул носом и сразу полез под лавку, где нашлась старая кастрюля, накрытая крышкой. – Ага, ясно.
Василиса присела на корточки, но вытянула больную ногу. Ухватила кастрюлю за ручку и выволокла из-под лавки. Бобик нетерпеливо топтался вокруг, норовя засунуть влажный нос под руки.
Василиса покрепче взялась за обе ручки, но вдруг увидела, что вместе с кастрюлей из-под лавки выполз ещё небольшой свёрток. Кажется, бумажный. Из которого торчал огарок церковной свечки и остриё иголки.
– Сейчас покормим тебя и выкинем эту дрянь, – проговорила Василиса, с трудом поднимаясь на ноги и держа тяжёлую кастрюлю двумя руками.
Но отведать перловки Бобику не пришлось, потому что едва открыв кастрюлю у собачьей миски, Василиса быстро вернула крышку на место. Каша оказалась с голубыми разводами, и в ней тут и там синели странные зёрнышки, явно не перловые.
Василиса потащила несостоявшийся собачий завтрак к остальным, работающим у церковки.
– Ты чего тут? – спросил отец, придерживающий стремянку, на которой Антон что-то приколачивал над дверью.
Василиса открыла кастрюлю и кивнула на синюю кашу:
– Мне кажется, или это похоже на крысиный яд? У нас вроде в кладовке такой же.
Антон обернулся и быстро спустился вниз.
– Действительно, похоже, – пробормотал отец, забирая у дочки кастрюлю и рассматривая её на свету.
– И в школе такой есть, – почесал Антон за ухом. – Кто-то, кажется, хотел отравить собаку?
– Как-то это не сильно умно, – ответил папа Василисы. – Отец Павел-то не дурак, чтобы собаке синюю кашу накладывать.
– Может, надеялись, что разойдётся, – вяло проговорил Антон.
К ним подошёл отец Павел, и Василиса кивнула на его дом:
– Там у вас в сенях, под лавкой, опять порча лежит.
– Да? Надо убрать, – спокойно произнёс священник. – А что это с кашей?
– Да похоже, кто-то в неё крысиного яда намешал. И куда это теперь девать? – Отец грустно смотрел на кастрюлю, к которой всё подбирался Бобик.
– Крыс потравим. Лучше спросите, чем мне теперь собаку кормить, – грустно вздохнул отец Павел. – Он ест больше, чем я.
– Нашли, в чём собаку упрекать, – буркнула Василиса и пошла к машине. Обернувшись, причмокнула и позвала: – Бобик, пойдём!
Пёс, высунув розовый язык, помчался следом за ней. Достав приготовленные мамой бутерброды, Василиса развернула их и протянула Бобику. Тот накинулся на еду со смачным причавкиваньем.
– Хороший пёсель, – бормотала Василиса, почёсывая Бобика за ухом. И тут собаку накрыла чья-то тень. Подняв взгляд, Василиса прикрыла глаза рукой и увидела, как солнечные лучи расходились из-за головы Ядвиги Мстиславовны. – Здравствуйте.