Чары дракона
Шрифт:
Джилл рассмеялась и почувствовала, как смех снял напряжение. Она соскользнула с подоконника и пробежала последние несколько шагов, чтобы оказаться у него в объятиях. Объятия были такими знакомыми – то, как Родри крепко прижимал её к себе, а его руки гуляли у неё по спине – и она хотела визжать и смеяться, как истеричный ребёнок. Но вместо этого Джилл поцеловала его и почувствовала, что ощущение его губ – такое же приятное, как голос старого друга, которого давно не слышала. Когда она почувствовала у себя на щеке что-то мокрое, то подняла глаза и увидела, что он плачет.
– Я помню
– Ты помнишь, как мы расстались?
– Кое-что. Скажи мне одну вещь – ты хотела уехать с Перрином?
– Никогда! Клянусь богами нашего народа.
– Это самая приятная вещь, которую я когда-либо слышал.
Родри снова схватил её и поцеловал; на этот раз он смеялся, и это был прежний смех бесстрашного воина, словно её поцелуй оказался достаточно магическим, чтобы вернуть ему прошлое. Тем не менее, как только он отпустил её, этот прежний Родри мгновенно исчез в замешательстве, словно кусок льда растаял и превратился в лужу.
– А кто такой Перрин? – он смотрел на Саламандра. – Какой-то волшебник вроде тебя?
– Ну, волшебник, да, но не такой, как я, ни в коей мере, спасибо! Присядь, брат. Нам нужно обсудить много серьёзных и грустных вещей, и самым главным является вопрос о том, кто же ты такой на самом деле.
На короткое мгновение Джилл разозлилась, чувствуя, что от неё как будто отделываются, как будто бы её отставляют в сторону. Но сразу же Джилл поняла, что на протяжении долгих месяцев она репетировала эту сцену в своём сознании, планируя различные способы упросить Родри простить её. Теперь она обнаружила, что он, конечно, простил её, и все, что от неё требуется, – это только сказать ему правду, чтобы раз и навсегда закрыть давний вопрос. Не будет никакой вспышки раздражения, не будет взаимных упрёков, никакой оргии прощения. Джилл почувствовала глубокое облегчение и в этом чувстве нашла свою первую настоящую надежду на то, что когда-нибудь Родри исцелится. Независимо от того, какие усилия приложил Барума, ему не удалось сломить душу своей жертвы.
Когда они уселись за низкий столик и Саламандр разливал вино, думая, что бы сказать, Джилл поняла кое-что ещё: на самом деле у них есть более важные темы для обсуждения, чем то, что она могла делать с другим мужчиной в Дэверри, или, если уж говорить на эту тему, то, чем Родри мог заниматься здесь, в Бардеке, со своей красивой хозяйкой. Джилл почувствовала, как по спине у неё пробежал предупреждающий холодок двеомера. Встреча с Родри настолько заполнила её сознание и сердце, что Джилл просто не позволяла себе видеть опасность. Они находятся в сотнях миль от дома, в чужой стране, и против них выступают враги, которые абсолютно бесчестны и безжалостны. Она очень сильно сомневалась, что эти враги просто собираются отойти в сторону и помахать им на прощание, когда они заберут Родри домой. Кажется, та же самая мысль пришла в голову Саламандру.
– Мне очень не хочется перебивать тёплую встречу и все такое, но остаётся унылый факт: мы замешаны в самое худшее, с чем кто-либо из нас сталкивался раньше. Мы попали в западню, ловушку, опасность, затруднительное положение и так далее, и тому подобное. У нас всех есть склонность и вкус искать неприятностей на собственную голову, но сейчас положение значительно хуже, чем когда-либо. Нежные чувства подождут…
– Как и пустая болтовня, – пробормотала Джилл.
– На самом деле, и болтовня тоже должна подождать. Вот что, младший брат. У нас один и тот же отец, но разные матери. Ты свою помнишь?
– Нет, ничего о нашем клане или моем доме – совсем ничего. Кто мы? Пара незаконнорождённых детей, зачатых каким-то могущественным лордом?
– Ну… – Саламандр замолчал и почесал подбородок. – Ну, можно сказать и так, хотя в клане нашего отца никого не волнует какая-то скучная церемония, когда дело касается признания ребёнка своим.
– Ага. Значит, это он – эльф, а не моя мать.
– О боги! Ты выудил достаточно секретов, не так ли? Скандал, на самом деле! Да, он – эльф, и к тому же – великолепный бард среди эльсион лакар. Дело в том, мой младший брат, что никто, за исключением его самого, твоей матери и нас троих не знает, что он – твой настоящий отец. И для сохранения этого обстоятельства в тайне имеются очень важные и серьёзные причины.
– Её муж все ещё жив?
– Нет, он умер, и ты теперь – его законный наследник. Скорее всего, его единственный наследник. – Саламандр бросил взгляд на Джилл. – Сомневаюсь, что Райс все ещё жив. Во время того падения он получил серьёзные увечья.
При упоминании имени Райса Родри слегка нахмурился.
– Ты его помнишь, любовь моя? – спросила Джилл.
– Нет, но имя звучит странно знакомо. Он – ещё один брат?
– Да, это сын твоей матери от мужчины, которого все считают твоим отцом.
– О, демоны! – Родри засмеялся – резким коротким смешком. – Что это? Я чувствую себя так, словно зашёл в один из этих лабиринтов из живых изгородей, которые есть у короля в его садах… О, а я видел королевский дворец? Похоже, я многое о нем помню.
– Тебе следует помнить, потому что ты там довольно часто бывал, – сказал Саламандр. – Хочешь знать, кто муж твоей матери, человек, чью собственность ты должен унаследовать? Его звали Тингир, гвербрет Аберуина. Ты помнишь, кто такой гвербрет?
Аберуин в этот момент чуть не потерял своего последнего наследника. Родри подавился глотком вина, чуть не выплюнул его через стол, но все-таки проглотил, а затем закашлялся и сильно покраснел. Саламандр с беспокойством стал хлопать его по спине. Наконец Родри прекратил кашлять, и его лицо приняло обычный цвет.
– Ты говоришь, что я из Аберуина?
– Именно так.
Все ещё держа в руках кубок с вином, Родри встал и какое-то время стоял, словно в тумане, затем медленно прошёл к окну, где поставил кубок, облокотился на подоконник обеими руками и выглянул наружу. Когда Джилл хотела подойти к нему, Саламандр схватил её за руку и жестом показал, что ей следует оставаться на месте.