Чары кинжала (Дэверри - 1)
Шрифт:
– И что, моя непорочность так много значит для тебя?
Геррант пожал плечами, отказываясь отвечать.
– Тогда ты можешь взять ее. Тебе не придется заставлять меня силой, я сама отдам ее тебе.
Брат посмотрел на нее пристально, словно пьяный. Бранвен удивилась, почему он не чувствует того, что так ясно открылось для нее: если им все равно предстоит погибнуть, почему бы не прожить на час дольше в объятиях друг друга? Она дотронулась руками до его лица. Затем притянула его голову ближе к себе, так, чтобы он поцеловал ее. Он с такой силой обнял ее за плечи, что ей стало больно, но она позволила ему поцеловать себя снова.
Когда же все кончилось, он лег рядом с ней и положил голову на ее обнаженную грудь, его губы скользили по ее телу, временами мягко прижимаясь к ней в поцелуе благодарности. Она перебирала руками его волосы и смотрела на клинок, лежавший рядом с ними наготове. "Я все равно не хотела умереть девственницей, - подумала она, - и кто сделал бы это лучше, чем Герро?" Он поднял голову и улыбнулся ей нежной пьяной улыбкой счастья и любви.
– Ты убьешь меня сейчас?
– спросила Бранвен.
– Сейчас?
– воскликнул Геррант.
– Это невозможно, моя любовь. Я знаю, мы оба умрем, и боги также это знают, и этого достаточно для них. Но прежде у нас будет наше лето.
Бранвен посмотрела вверх на небо, чисто-голубое, сверкающее, как огненный укор богов. Ее рука нащупала кинжал.
– Нет!
Геррант схватил ее запястье; тяжелые мужские руки отняли у нее клинок, - он блеснул в воздухе и плюхнулся в ручей. Бранвен подумала было о сопротивлении, но его красота остановила ее, бесстыдная пылающая красота. Он провел рукой по ее телу, лег рядом с ней и поцеловал. Она явственно ощутила, как ее охватывает желание принадлежать ему, жгучее желание, рожденное страстью и отчаянием...
Когда они вернулись вечером домой, Бранвен удивилась, что все вокруг осталось по-прежнему. Все обращались с ними, как ни в чем не бывало - вполне спокойно и легко. Она была уверена, что позор написан на их лицах, что призрак смерти сопровождает каждый их шаг. Однако паж не спеша забрал у них лошадей и поклонился, камергер подошел к Герранту и сообщил скучные новости из деревни, Луда встретила Бранвен и поинтересовалась, не пора ли накрывать на стол. Вечер тянулся как обычно, отчего Бранвен хотелось кричать.
После еды слуги собрались у своего камина, а Геррант с кружкой в руке примостился возле своего. Большой зал утопал в тревожной темноте, нарушаемой отблесками двух небольших каминных костерков. Бранвен разглядела во тьме лицо своего брата: оно дышало счастьем. Она прислушалась к своим чувствам. Последний год она готовила себя к замужеству - счастливому и безоблачному. Вместо этого связала себя кровавой клятвой - и кто знает, что ждет ее впереди. Ей ничего не оставалось, как сосредоточиться на мыслях о Герранте. Он ее брат, ее мужчина. Ее повелитель. Она будет служить ему. Эта определенность создала иллюзию возможного мира: она будто отбросила трагедию прошлого. Галрион ушел и унес с собой все свои обещания. Теперь надо строить новую жизнь.
– Герро?
– окликнула Бранвен.
– О чем ты думаешь?
– О войне, - ответил он.
– Если летом будет война, я не поеду. Обещаю тебе. Я найду возможность отказаться.
Бранвен улыбнулась. Ее сердце было полно любовью к нему. Что еще может предложить мужчина? Он предпочел любовь воинской доблести и славе... на все лето, чтобы затем вместе погибнуть осенью.
Бранвен хотела бы разделить с ним ложе ночью, однако, конечно, это было слишком рискованно, когда в доме так много слуг. Если жрецы в деревне когда-нибудь узнают об их грехе, они разорвут их на куски... Теперь они часто уезжали вместе из крепости, чтобы побыть вдвоем - погулять по лугу, поваляться в мягкой траве. Бранвен в объятиях брата забывала все на свете. Покой и тишина, царившие в ее душе, были прекрасны, словно погожий летний день. День перетекал в ночь - как вода в живом ручье - чистая и звенящая. Ничто не могло вывести ее из этого состояния умиротворения, даже случайные мысли об Исолле, помолвку которой Бранвен разрушила. Поначалу казалось, что Геррант тоже счастлив и безмятежен, но задумчивость и раздражительность постепенно овладевали им вновь.
Геррант становился все больше и больше похож на отца - мрачным, словно туча, особенно когда он бездельничал, слоняясь по дворцу или сидя перед камином. Однажды вечером паж, спеша к хозяину с пивом, поскользнулся и разлил напиток. Геррант рассвирепел и ударил мальчика, да так сильно, что тот оказался на полу.
– Неповоротливый болван, - проворчал Геррант и потянулся к клинку. Мальчик съежился от страха. Бранвен бросилась между ними.
– Убери руку, Герро, - сердито потребовала она, - через пять минут ты пожалеешь об этом.
Всхлипывая, мальчишка убежал из зала. Остальные слуги наблюдали эту сцену в полном оцепенении. Бранвен схватила Герранта за плечи и начала его трясти.
– Ох, проклятье!
– очнулся Геррант.
– Прости меня.
Бранвен сама долила ему пива, а потом отправилась в конюшню, где, как и предполагала, нашла мальчика, рыдающего на сеновале. Она повесила фонарь на торчавший в стене гвоздь и мягко положила руку ему на плечо. Ему было только двенадцать, и для своего возраста он был очень худым и слабым.
– Ну, перестань плакать, - успокаивала она.
– Давай я посмотрю.
Он вытер рукавом слезы и повернул к ней лицо. На виске красовалась безобразная шишка, но глаз был цел.
– Лорд Геррант уже сожалеет обо всем, - сказала Бранвен.
– Такое больше не повторится.
– Благодарю, госпожа, - заикаясь, ответил паж.
– Что случилось с лордом Геррантом в последнее время?
– Он все еще не пришел в себя после смерти отца.
Мальчик задумался, щупая шишку.
– Он убил бы меня, если бы не вы. Если я вам понадоблюсь - можете рассчитывать на меня, клянусь!
Поздно ночью, когда в доме уже спали, Бранвен тихонько выскользнула из своей комнаты и отправилась к Герранту, который жил теперь в комнате отца. Большая резная кровать была накрыта покрывалом, на котором были вышиты ястребы, предназначавшиеся только для главы клана. Она тихонько приблизилась к нему, поцеловала и предложила ему себя, полагая, что таким образом поддерживает мир в доме. Потом он дремал, лежа в ее объятиях, будто удовлетворенное дитя, и каждый мускул его тела был расслаблен. Она в первый раз ощутила в себе ту силу, которой владеет она, женщина, использующая свою красоту и тело не только во имя любви. С принцем все было бы иначе. Слезы текли по ее щекам, и темнота помогала скрыть их от брата.