Чары, путы и кровные узы
Шрифт:
— То. Ты ведешь себя как великомученица. Словно я тебя не любить собираюсь, а истязать. И главное, твоя покорность мне понравилась, мы что, играем в Господина?
— Н-нет…. — От волнения Аля начала заикаться.
— Тогда почему? Зачем ты так со мной? Я что, принуждал тебя?
— Бо я думала ты… я думала тебе…. Я испугалась!
— Это из-за Алины? — Не поворачивая головы, спросил он. Аля не ответила.
— Круто…. — Хмыкнул он. — Ничего не скажешь.
— Бо, — перешла в наступление Аля, — чего ты от меня хочешь? Я же сказала, предупредила, что
— Вот именно! — Он выбросил окурок и повернулся к ней. — Ты вообще об этом ничего не знаешь, а уже настроилась на какие-то пытки инквизиции. Ничего не надо делать, ничего не нужно говорить, единственное чего мне от тебя нужно, это чтоб ты хотела меня, понимаешь? Хотела меня, отдавалась мне, а не выполняла какую-то неприятную обязанность. Ты ничего не обязана делать против воли, неужели я тебе этого не говорил?
— Опять я виновата! — Всплеснула руками девушка. — Бо, ты не заметил, что в любом случае вся ответственность всегда на мне. Это почему, а? Потому что я — женщина?
— Как раз, потому что ты НЕ женщина! — Не выдержал Богдан.
— Ну, извините! — Тут уже не выдержала Аля. — Простите великодушно за такой мой недостаток. Пойду, поработаю над самосовершенствованием.
Она торопливо оделась и выскочила из спальни. Бо устремился за ней.
— Постой! — Он поймал ее за руку. — Надо поговорить.
— О чем? — Она повернулась и внимательно посмотрела в его глаза. — О чем тут еще разговаривать?
— Аля, — он все еще держал ее руку в своей, — мы договаривались, помнишь? Не уходи так.
— Хорошо, — она расслабилась и отпустила ручку входной двери, за которую успела взяться, прежде чем он ее остановил, — Бо, нам надо побыть раздельно сегодня. Пойми, так будет правильнее всего. Я останусь, если скажешь, но все станет только хуже. Ты ведь и сам это понимаешь. Отпусти меня, утро вечера мудренее, помнишь? Нам обоим нужно подумать, что нам делать дальше, ведь так? Я останусь, и мы разругаемся окончательно.
— И куда ты пойдешь? — Он отпустил ее руку, видимо принимая ее аргументы.
— К себе. — Ответила она как о само собой разумеющемся факте. — Я лягу спать, а завтра будет новый день и все будет по-другому.
Он поднял руки, развернув ладонями к ней в знак того, что сдается и позволяет ей самой решать — останется она или уйдет. Аля понимала, что уходить не стоит, но оставаться в этом номере она больше не могла. О чем говорить и что делать дальше, не знала, и только и хотела, что лечь спать, а проснувшись избавиться от всех проблем. И от воспоминаний о том, что случилось.
Поэтому она открыла дверь и ушла.
Пиздец….
После того как за Каралей захлопнулась дверь, все мысли Бо сформировались именно в этом одном-единственном емком слове.
Это просто пиздец….
Опять.
Богдан рухнул на кровать, скрестил руки над головой и уставился в потолок, мечтая чтоб слова Алевтины оказались правдой, и завтрашний
Он конечно напрасно сорвался на Карале. Не она была во всем виновата. Это опять он подкачал, как тогда, в первый раз.
Ладно, он даст ей время. Даст им обоим время подумать, как исправить ошибки. Она, наверное, все же права — что попало получилось бы, останься она. Одного не вышло бы точно — того за чем он вообще сюда сегодня примчался.
И ведь с самого утра чувствовал — зря. Начало было вчера успешно положено, проходили уже все эти договоренности, планы…. Плавали, знаем….
Богдан покосился на мини бар. Закралась подлая мысль напиться до полного отрубона и уснуть себе спокойно до самого утра, но нет…. Не в его правилах было гасить проблемы в алкоголе. Богдан не был убежденным трезвенником, но возлияния позволял себе по другому поводу, нежели проблемы в жизни. И не важно, в отношениях, в работе или еще в чем они выражались. Поэтому он снова откинулся на подушке и попытался уснуть, думая и представляя, как сейчас его малышка. Что чувствует? О чем думает? Чем занимается? Спит ли? Или еще нет? Или жалуется подружке на него, идиота?
Вот он дурак, оттолкнул девчонку, да еще и на нее все свои проблемы свесил….
А дело-то вовсе и не в ней.
И вообще, принял бы он сразу тот факт, что она девственница, не тешил себя напрасными надеждами — не стал бы затягивать, уже давно трахнул бы ее и делу конец! А теперь…. Ведь сорвется, как пить дать и опять наломает дров….
Одним словом… пиздец.
Опять….
И ведь парень совершенно не напрасно и не на пустом месте выдумал эти свои ограничения в выборе партнерши.
Когда Богдан учился в десятом классе и был невинным пятнадцатилетним подростком, он как многие парни его возраста, влюбился по уши в свою одноклассницу. Ее звали Настей, и она вовсе не была первой красавицей в классе, не была круглой отличницей — нет! Она была обычной девчонкой, но что-то он разглядел тогда в ней. То, что делало ее особенно, лучшей среди всех остальных девочек. То, что видел в ней только он.
Школьная любовь — особенное чувство и особенные отношения. Как поется в старой песне — «об их романе знала вся школа, не исключая младших классов». А роман был бурным, и чувства были настоящими. И сильными, настолько, что он даже вмешивался порой в ее конфликты с учителями, заступаясь, защищая…. Ничего не боялся. Ничего и никого.
Одна беда — Настя была столь же невинна, как и он сам. Правда тогда он это бедой не считал, скорее наоборот, она для него была нетронутым цветком, сорвать который выпала честь именно ему.
И тогда им в головы пришла самая абсурдная (сейчас он это понимал) мысль, какая только может родиться у подростков — они решили, что это судьба, и им на роду написано быть вместе до конца своих дней. Только он и она. И больше никого и никогда. И в порыве неконтролируемых чувств и бешеных гормонов они решили принести своей любви великую жертву — свою невинность. Им казалось, так будет правильнее всего.