Чары воительницы
Шрифт:
— Вот, — сказала Хелена, завязывая бинт и отряхивая руки. — Ну, а теперь, где та сумка с едой? Я умираю с голоду. — Она заметила сумку у огня. Подняв ее, Хелена похлопала по ней, чтобы проверить, не забрался ли туда кто. — А как ты? Голоден?
В глазах Колина действительно был голод, но голод совершенно другого сорта. Его глаза горели желанием, как теплящиеся угли, готовые разгореться от малейшего дуновения. Кровь Христова, на него тоже подействовало ее соблазнение. Раньше Хелена этого не замечала. И, разумеется, никак не помогло то обстоятельство, что
Хелена взглянула на штаны Колина. Никакой ошибки. Он был такой же твердый, как копье, готовое к поединку. И по какой-то странной и непонятной причине это вызвало трепет возбуждения в ее венах.
Это же абсурд. Она давно привыкла к таким видам. Почти всю свою жизнь она провела среди мужчин и видела разнообразные мужские проявления — от громкой отрыжки до чесания задницы, от гордого пуканья до отвратительных ругательств. Хелена была свидетельницей того, как мужчины фыркают, писают и даже трахаются, да.
Но что-то в проявлении желания Колина и сознание, что это для нее одной, давало Хелене пьянящее ощущение власти и игривости.
Она медленно подошла к нему с сумкой с едой, на ее губах играла улыбка распутницы.
— Так ты не думаешь, что я могу завоевать преданность Пейгана?
Колин выглядел смущенным, как будто ему не хотелось думать об этом. Хелена уселась рядом с ним на тюфяк и сунула ему в рот вишню.
Он пожевал немного, потом заговорил с косточкой в зубах:
— Пейган не такой легковерный, как та шайка наемников.
Она импульсивно наклонилась вперед, чтобы прошептать:
— Все мужчины легковерны, когда дело доходит до их штанов.
И легонько похлопала его по паху.
Быстро, как сокол, бросающийся на свою жертву, его рука метнулась вперед и схватила Хелену за запястье. Колин повернул голову и выплюнул вишневую косточку на пол. Она ожидала, что он покраснеет от стыда и отбросит ее руку.
Но никак не ожидала от него мрачной улыбки. И этого затуманенного взгляда. И того, что, ничуть не смутившись, Колин прижмет ее ладонь к своему копью и удержит там против ее воли. Во всяком случае, Хелена считала, что против ее воли. Она не слишком пыталась сопротивляться.
Колин посмотрел на нее из-под полуопущенных век:
— Не начинай того, что не готова закончить, маленькая соблазнительница.
Сердце Хелены билось в груди, как дикая птица, пытающаяся вырваться из клетки. Боже, его член был твердый и толстый, и она чувствовала его жар через ткань штанов. Но во взгляде Колина было что-то, отчего у нее перехватило дыхание. В его глазах было приглашение к невероятным приключениям, обещание невообразимого наслаждения. Ее собственное лоно завибрировало в ответ, кожа вспыхнула, кровь застучала в ушах. И вправду, если бы Хелена не обратила внимания на голос, прозвучавший в ее голове, очень похожий на голос Дейрдре, который напомнил ей, что она опасно импульсивна, она наклонилась бы вперед, чтобы попробовать, каковы на вкус губы норманна.
Колин почти физически ощущал желание Хелены. Оно было интенсивное и мощное. Воистину если бы он знал, насколько оно мощное, он бы никогда не заставил ее трогать его пах.
Колин думал, что это будет для Хелены строгим предупреждением, заставит ее испугаться последствий ее откровенных заигрываний, даст ей понять, что, хотя он и благородный рыцарь, он еще и мужчина.
Но Хелена не обратила на его предостережения никакого внимания. Наоборот, ее как будто тянуло к Колину. Ее изумрудные глаза сверкали яростной жаждой, веки опускались, словно вес желания было слишком тяжело нести. Ее губы, соблазнительнее, чем вишня, приоткрылись, когда она опустила страстный взгляд на его рот. И ее рука осталась там, где лежала, — на его чреслах. Более того, большой палец Хелены дерзко гладил вдоль члена Колина, вызывая у него стоны наслаждений.
Каждый нерв его тела вдруг стал требовать ее прикосновения. Но Колин знал, что этого не может быть. Она была слишком пьяна, а он был слишком уязвим. Если они осуществят это желание, то он будет не лучше тех наемников.
Приложив всю силу воли, Колин отпустил ее запястье и отвернулся.
Хелене потребовалась минута, чтобы очнуться от оцепенения и понять, что он отпустил ее. Подняв руку, она моргнула, чтобы прогнать туман вожделения, и неловко попятилась, столкнув сумку с кровати.
Пока Хелена собирала рассыпавшуюся еду, она выглядела взволнованной, и Колин подумал, что, может быть, ему наконец-то удалось потрясти ее. Он надеялся, что это так. И без того трудно бороться с его собственными страстями, а тут еще надо сдерживать ее страсти.
Наконец, не глядя ему в глаза, Хелена сунула сумку Колину в руки:
— Вот. Тебе нужны силы.
— Но как же ты? Ты наверняка…
— Я не голодна.
Сказав это, Хелена устроила себе постель на полу и забралась под одеяло, намеренно отвернувшись от него.
У Колина тоже вдруг пропал голод, во всяком случае, к сыру и вишням. Он отставил сумку в сторону. В свете догорающего очага он смотрел в потолок, не в силах выбросить из головы провокационные воспоминания о Хелене: ее горящие глаза, ее кокетливая улыбка, ее пышные груди, нежный изгиб ее бедер.
Может быть, утром, подумал Колин, когда Хелена будет менее пьяна, а он будет лучше контролировать свой аппетит.
Когда мерцающий свет замедлил свой танец на потрескавшихся балках, Колин закрыл глаза и позволил сладостному предвкушению убаюкать его.
Всю ночь ему снилась Хелена — она резвилась в озере вместе с сестрами, вырывалась из его рук на лестнице замка, триумфально улыбалась, когда поймала форель, сражалась с наемниками, соблазнительно кружилась в свете костра, нежно перевязывала его рану.
К утру Колин думал, что устал от ее образа, но он ошибался. Особенно если учесть, что первым, что он увидел, когда открыл глаза, была героиня его снов, совершенно и беззастенчиво обнаженная, купающаяся у очага при помощи тряпки и ведра.