Час Быка
Шрифт:
Родис сказала, что Янгар стрелял в нее. Чойо Чагас уже достаточно ознакомился с действием защитных экранов, чтобы понять, что за этим последовало. Впрочем, владыка ничуть не был огорчен гибелью начальника своей личной охраны и первого помощника Ген Ши по безопасности государства, более того, он, казалось, был даже доволен.
Родис некогда было раздумывать над столь сложными отношениями, она опасалась, что после гибели Янгара ее удалят из храма. Владыка предложил ей ради безопасности перебраться снова во дворец, но она вежливо отказалась, сославшись на
– Когда вы закончите работу? – с опаской спросил Чойо Чагас.
– Как условились – недели через три.
– Ах да! Перед отлетом вы должны погостить у меня несколько дней. Хочу еще раз воспользоваться вашим знанием.
– Вы можете пользоваться знанием всей Земли.
– Как раз этого я и не хочу. Вы предлагаете общее, а мне нужно частное.
– Я готова помочь и в частном.
– Хорошо, помните о моем приглашении! Сейчас я покину вас, ответьте только на один вопрос: что вам известно о людях, которых в прежние времена на Земле называли мещанами? Мне сегодня встретилось такое странное слово.
– Так называлось целое сословие, а затем это определение почему-то перешло на людей, которые умеют только брать, ничего не отдавая. Мало того, они берут в ущерб другим, природе, всей планете – тут нет предела жадности. Отсутствие самоограничения нарушало внутреннюю гармонию между внешним миром и чувствами человека. Люди постоянно выходили за рамки своих возможностей, пытаясь подняться выше в социальном статусе и получить связанные с этим привилегии… Все, что они получали, – это комплекс жестокой неполноценности, разочарования, зависти и злобы. Прежде всего в этой среде аморальности и нервных срывов необходимо было развивать учение о самовоспитании и социальной дисциплине.
– Так это похоже на моих сановников!
– Естественно.
– Почему «естественно»?
– Жадность и зависть расцветают и усиливаются в условиях диктатур, когда не существуют традиции, законы, общественное мнение. Тот, кто хочет только брать, всегда против этих «сдерживающих сил». Бороться же с ними можно только одним путем: уничтожая любые привилегии, следовательно, и олигархию.
– Совет хорош. Вы верны себе. Вот почему… – владыка задумался, будто не находил точного слова, – меня так тянет к вам.
– Наверное, потому, что я одна говорю вам правду?
– Если бы только это!
– Еще не так давно у нас существовали кабинеты совести. Туда приходили люди, чтобы оценить свои поступки, выяснить их мотивы или узнать, как следует поступить, с помощью широкой информации, справедливых и ясных умов людей с глубокой интуицией.
Это предложение Родис не понравилось владыке.
Чойо Чагас сделал прощальный жест и удалился.
Через несколько минут охранники усердно замывали пол на том месте, где только что лежал труп Янгара, и с суеверным страхом оглядывались на ходившую по комнатам Родис. Ей пришлось выключить СДФ, и она опасалась чрезмерного любопытства «лиловых». Охранники исчезли. Вместо них появился
– Моя ошибка! Моя глупость! – закричал он, остановившись на пороге.
Родис спокойно ввела его в комнату и прикрыла дверь – она инстинктивно усвоила эту необходимую для жителя Ян-Ях предосторожность, – а затем рассказала о случившемся.
Тормансианин успокаивался понемногу.
– Я сейчас ухожу и вернусь в подземелье. Мы там будем ждать вас. Не забудьте: сегодня у вас большой и важный прием! – Лукавые морщинки совсем по-земному мелькнули на губах тормансианина.
– Вы интригуете меня, – сказала Родис, улыбаясь.
Инженер смутился, чувствуя, что она читает его мысли, махнул рукой и убежал.
Заперев дверь и насторожив, как обычно, СДФ, Родис спустилась в подземелье.
В святилище Трех Шагов ее ожидали Таэль с Гахденом и незнакомый человек с резкими чертами лица и по-птичьему пристальным взором светло-карих глаз.
– Я поняла, – сказала Родис, прежде чем инженер и архитектор представили посетителя, – вы художник?
– Это облегчает нашу задачу, – сказал Гахден, – если вы поняли, что вам придется быть символом Земли. Ри Бур-Тин, или Ритин, – скульптор и должен исполнить желание многих людей создать ваш портрет. Он один из лучших художников планеты и работает поразительно быстро.
– Из худших! – неожиданно высоким и веселым голосом сказал скульптор. – Во всяком случае, по мнению тех, кто ведает у нас искусством.
– Разве искусством можно «ведать»? – удивилась было Родис, но тут же добавила: – Да, я забываю, что «ведать» у вас означает «охранять», охранять олигархию от посягательств на ее безраздельную власть над духовной жизнью.
– Трудно сказать лучше! – воскликнул скульптор.
– Но ведь есть люди, просто любящие искусство и помогающие ему. Те, которым известно, что и одна роза украшает весь сад.
– Нас любят только нищие, а «змееносцы» невежественны и относятся ко всему слишком утилитарно. Они содержат лишь прислужников от искусства, восхваляющих их. Настоящее искусство – долгий труд. Много ли сумеешь создать, если всю жизнь занят украшением дворцов и садов скульптурной дешевкой! А произведения настоящего искусства, литературы, архитектуры! Для человека это – щит, защита мечтой, не сбывающейся в природном течении жизни.
– Мы называем искусство не щитом, а вехами борьбы с инферно, – сказала Родис.
– Как ни называть, важно, чтобы искусство несло утешение, а не развлечение, увлекало на подвиг, а не давало снотворное, не занималось исканием дешевого рая, не превращалось в наркотик, – сказал Ритин.
– Я помню, как нашу Чеди поразило почти полное отсутствие скульптур в городе, парках и на площадях. Их считают ненужными?
– Не только. Если скульптура стоит без охраны или не защищена железной решеткой, ее немедленно изуродуют, испачкают надписями, а то и вовсе разобьют!
– У кого поднимется рука на красоту? Разве люди могут обидеть дитя, растоптать цветок, оскорбить женщину?