Час эльфов
Шрифт:
– Что это варится? – послышался сзади голос Мерлина, излишне радостный, чтобы не звучать фальшиво. – Я умираю от голода и холода. Может быть, поедим для начала? Мессир Ульфин?
– Честное слово, не откажусь, если Бран нас пригласит…
– Конечно, я тебя приглашаю, – проворчал гном. – Я вас обоих кормил уже так часто, что одним разом больше, одним меньше…
Ллиэн отделилась от березовой рощицы и подошла к остальным, пройдя так близко от Утера, что он почувствовал исходящий от нее аромат свежей травы, но не сказала ему ни слова, даже не взглянула на него.
Тогда
Утера слегка разморило, и он напрасно пытался придумать какую-нибудь шутливую фразу, чтобы, по крайней мере, привлечь взгляд Ллиэн, но Мерлин не дал ему заговорить.
– У нас не так много времени, – сказал он, – и мы слишком многое потеряли по вине короля и его глупой гордыни.
Потрясенный услышанным, Утер едва не задохнулся и ошарашено взглянул на мужчину-ребенка, но тот лишь нахмурился в ответ.
– Утер признал свою ошибку, – продолжал он, – и здесь он потому, что хочет спасти то, что с нашей помощью еще можно спасти. Самое важное сегодня – это отбросить монстров за пределы земель Логра.
– Какая же армия это сделает? – спросил Дориан. – Нас семеро, плюс калеки, которых мы вывели из леса?
– Король все еще располагает значительными силами, – ответил Мерлин.
И снова устремил свой взор на короля, требуя от него молчания. И молодой правитель молчал, хотя внутри у него закипало жгучее желание узнать, куда клонит Мерлин.
– В Лоте еще осталось достаточно людей, не считая тех, что есть в соседних герцогствах. Может быть, их хватит, чтобы одержать победу над Безымянным и отбросить его к Границам.
– И что же? – проворчал Бран. – Мы-то здесь для чего?
– Это еще не все. В прошлом монстры уже были разгромлены армией в десять раз большей, чем король может собрать сегодня… Однако они вернулись… Существует угроза, дорогой Бран, что оружием нельзя победить…
– Может быть, скажешь, что ты задумал? – вмешалась Ллиэн.
Мужчина-ребенок, прерванный на полуслове, повернулся к королеве, выбитый из колеи ее внезапной резкостью. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить нить своих размышлений, и он даже покраснел под взглядами собравшихся.
– Я… я всего лишь делюсь своим мнением, – бормотал он. – Я пытаюсь найти ключ к этой войне…
– Продолжай, – ободрил его Утер. – Все равно, терять нам нечего…
Мерлин благодарно ему улыбнулся и сосредоточился, глядя в огонь. С этого момента он больше не поднимал глаз ни на кого из присутствующих.
– Прости меня, Бран, – сказал он надтреснуты голосом, как-то нерешительно – это было для нет столь необычно, что никого не оставило равнодушным. – Но я много думал над тем, что ты мне сказал: день обряда очищения королевы. С тех пор, как вы потеряли Экскалибур (слово «потеряли» вызвало среди части собравшихся недовольство, но он не обратил на это внимания), в ваших владениях больше не рождались дети. Твой народ вымирает, и не потому, что ваша армия побеждена в сражении при Красной Горе, а потому, что талисман вас
Бледный как полотно Бран усмирил жестом бурные возгласы Судри и Онара, готовых вскочить со своих мест, чтобы смыть оскорбление кровью. Мерлин находился совсем рядом с гномами, отделенный от них следопытом Тиллем, который, ясное дело, и пальцем бы не шевельнул, чтобы прийти ему на помощь. Каждый мог видеть, как ему было страшно, но он продолжил, несмотря ни на что.
– Простите меня, – сказал он еще раз. – Но я думаю, что это будет нашей общей судьбой. Просто вам выпало стать первыми…
– Ты полагаешь, что боги задумали конец света? – прошептал принц Дориан, и в его голосе сквозил страх.
– Я думаю, что мир меняется… Я думаю, что все племена Богини сольются в одно, а избранной расой станет та, которая соберет все четыре талисмана. Это не проклятие, это не конец света… Напротив, я верю, что боги хотят нового мира, наконец-то успокоившегося… Может быть, в этом и есть смысл жизни?
Долгая тишина возникла после слов друида. Теперь каждый из них смотрел в огонь, наблюдая, как потрескивают языки пламени под начавшимся легким мокрым снегом. Их волосы, меховые накидки, доспехи блестели от инея, но они оставались там, не чувствуя холода, погруженные в собственные мысли.
Какие-то сдавленные звуки вывели их из этого гипнотического состояния, и все одновременно оторвали взоры от костра. Это плакал Бран. Опустив голову на скрещенные руки, всхлипывая и вздрагивая плечами, безразличный к тому, что о нем могут подумать другие, он плакал о Болдуине и гномах Красной Горы, навсегда заточенных в потемках их обрушившегося города, возможно, уже мертвых и преданных забвению. Он плакал о своей загубленной жизни, о всех неродившихся детях, об ушедшей славе народа гномов, о жалком существовании, на которое отныне он обречен. Он плакал от усталости и лишений, потому что столько месяцев усилий, столько пройденных дорог, столько сражений и смертей, в конце концов, привели его сюда, на эту заснеженную равнину, к этой траурной речи Мерлина и концу всяких надежд. Несколько месяцев или даже несколько недель назад он реагировал бы точно так же, как Онар и Судри, наверное, гневно вопил бы и был бы готов вцепиться в горло Мерлину, чтобы тот подавился собственными словами. Но он повидал столько, что теперь понимал: друид говорит правду. Боги опустошили королевства гномов. Даже если вернуть Каледвх – это ничего не изменит…
Когда его рыдания стихли, он осознал ту немоту, которая воцарилась в их компании, и вытер глаза, прежде чем поднять голову. Он встретился взглядом с усталым и осунувшимся Утером. Это не был взгляд победителя. Утер постарел, он дрожал от холода, несмотря на жар огня и меховую накидку. Может ли так быть, что и люди приговорены к исчезновению и что только монстры останутся править миром? Эта мысль показалась ему невыносимой, и он вдруг почувствовал прилив ярости из-за подавленности короля. В конце концов, если Мерлин говорил правду, значит, судьба гномов теперь связана с судьбой людей!