Час героев
Шрифт:
Россия? Сибирь? Не смешно. Во-первых, там холодно и нет никакой инфраструктуры. Во-вторых – не так-то там и много ресурсов, чтобы связываться напрямую с Россией. Русские сами высосали многое из того, что у них было – а вот новых месторождений что-то нету. А в тех, что есть – нефть не самая лучшая, и себестоимость ее добычи дороговата. Да и Россия сама продает свои нефть и газ, зачем в таком случае воевать? То ли дело Ближний Восток – и на Каспии, и в Иране, и в Ираке существует уже нефтяная инфраструктура и целая сеть нефтепроводов, нужно только соединить китайскую сеть нефтепроводов через Пакистан и Афганистан – с ирано-иракскими нефтепроводами, и дело сделано. Только одна труба. Труба через Афганистан – и все.
Таким образом – США и Китай, две сверхдержавы двадцать первого века, схлестнулись в Афганистане. Ни одна из них по многим причинам не могла пойти на прямое противостояние – но обе эти страны готовы были очень на многое для победы. Потому что на кону стояло лидерство в двадцать первом веке.
Город Пешавар был крупнейшим городом на севере Пакистана,
83
Мало кто осознает, что население Пакистана уже сейчас составляет сто семьдесят миллионов человек и продолжает расти. Эти сто семьдесят миллионов – нищие, неграмотные, фанатичные, агрессивные, ютящиеся на нищей земле, где ничего не растет, в основном молодые – и за ними стоят опасные, имеющие налаженные связи с террористическими организациями спецслужбы и армия с ядерным оружием, и Китай за спиной. Вот где основная угроза России – а не НАТО. НАТО в Ливии уже проявило себя, свою опасную слабость.
Во тьму.
31 декабря 2007 года
Арзамас-16 (ЗАТО Саров)
Улица Силкина
Когда-то давно – так давно, что многие уже и не помнят этих времен, – здесь был монастырь. Основал его инок Феодосий – но известность монастырь приобрел по имени одного из наиболее почитаемых русских святых – Преподобного Серафима Саровского, страстотерпца и провидца. Саровская пустынь стала одним из мест религиозного паломничества, мест, где можно было слышать, как бьется сердце Великой Руси, большой и малой.
Потом настал семнадцатый год, и на место обители пришли большевики. Они осквернили монастырь, сожгли церковь и убили монахов, а сама пустынь сначала так и стояла оскверненной, а потом ее отдали под колонию для малолетних уголовников. Хорошо, что не догадались расстреливать людей там, где ранее молились Богу.
Все изменилось в сороковые, и изменения произошли едино волей невысокого человека в теплой шинели и с роскошными кавказскими усами. Это был очень неоднозначный человек, он сам себя считал большевиком, но поступал так, как поступают не большевики, но правители Руси – видимо, теологическое образование все же сказывалось. В тридцать восьмом году колония была закрыта, а малолетние преступники – развезены по другим колониям. Одиннадцатого февраля сорок третьего года было подписано постановление Государственного комитета обороны о создании так называемого «спецкомитета», направление работ которого было государственной тайной. Ядерное оружие! Ядерный меч державы! Одной из точек, где он ковался, стал «Горький-130», он же «Арзамас-16», город, которого не было ни на одной карте страны. Бывший монастырь стал центром, где разрабатывалось самое ужасное оружие из всех, какое только знал мир, – и он же, непостижимой гримасой судьбы, спасал всю Россию от ядерного огня. Оружие последней войны стало оружием пусть не самого лучшего – но мира.
Семидесятые и восьмидесятые годы стали лучшим временем для «Арзамаса-16». В городе проживали примерно семьдесят тысяч человек (плюс большое число командированных), подчинялся он Министерству среднего машиностроения – так в СССР называли министерство, которое занималось ядерным оружием и расщепляющимися материалами. Город был обнесен забором из колючей проволоки, периметр постоянно патрулировался – но это значило только то, что посторонних здесь не будет. В остальном... Зарплата – со всеми доплатами минимум двести пятьдесят рублей, плюс спецпаек, который простой советский человек и во сне
Все рухнуло в девяностые. Рухнула страна, ради которой здесь создавали лучшие в мире атомные бомбы и средства их контроля. Не стало ни пайков, ни машин – машину можно было купить без очереди, но по безумным ценам, продукты – в любом супермаркете теперь выбор был лучше, чем в старом минсредмашевском пайке – но тоже за бешеные деньги. Начали задерживать зарплату, обветшал забор, часть объектов передали церкви, и теперь в городе были паломники, а не командированные. Потом – желая как-то поддержать ЗАТО, издали закон, согласно которому юридические лица, зарегистрированные на территории ЗАТО, получают частичное освобождение от налогов – и на территорию города хлынул невиданный здесь доселе криминал.
В двухтысячные – все вроде бы пришло в норму. Зарплата перестала быть смешной – но уверенности в завтрашнем дне уже не было, да и чувства нужности своей работы, нужности того, что ты делаешь для страны – уже не было. Отменили льготы по ЗАТО – и криминальная обстановка оздоровилась. У тех из профессоров, кто остался здесь дорабатывать свой век – снова появились машины, правда дешевые, не чета тогдашним «Волгам», невиданное дело – их стали выпускать за границу, в Египет и Турцию. На исследования денег выделяли немного – но все-таки что-то выделяли. Самое смешное – многие из тех, кто жил сейчас в этом центре русской духовной жизни – даже не были русскими, их собрала здесь огромная и сильная страна, невзирая на национальности, собрала для великого дела – а потом, когда не стало ни страны, ни дела – они так тут и остались. Некуда было им деваться, осколкам катаклизма.
Одну из ключевых научных лабораторий в городе возглавлял доктор математических наук Давид Славикович Абрамян. Доктор математических наук, сильный математик еще старой школы, в свое время он поступил в МФТИ [84] – не по армянской квоте, а приехал в Москву и поступил на общих основаниях. Его ценил еще академик Синицын – один из сильнейших математиков страны. Окончив московский вуз с красным дипломом, он приехал сюда и присоединился к группе, которая занималась проблемой уменьшения критической массы вещества при цепной реакции [85] . Поскольку ситуация требовала не только математических знаний – доктор Абрамян окончил заочно и факультет физики, потом защитил кандидатскую по секретной теме. Доктора наук ему дали без защиты, по совокупности работ, – немногие удостаивались такой чести, наиболее известный пример – Михаил Тимофеевич Калашников. К девяносто первому году группа Абрамяна подошла к критическому прорыву, – прорыву, который позволил бы создать ядерное оружие, при взрыве которого образуются только сверхкороткоживущие изотопы – а это значило бы, что ядерное оружие с такими характеристиками можно было бы применять как обычное, потому что оно при взрыве не дает радиоактивного заражения местности. Совсем. Один заряд – и нет больше сопротивления в Чечне, потому что некому сопротивляться. Один заряд – и больше никто не лезет через таджико-афганскую границу с мешком героина за спиной. Несколько зарядов – и выиграна война в Афганистане, причем выиграна раз и навсегда. Но... увы.
84
Московский физико-технический институт, одна из сильнейших научных школ мира в свое время. Разгромлена.
85
Это позволяет создать так называемые «ядерные чемоданчики» – мобильные ранцевые ядерные фугасы.
Девяностые доктор Абрамян пережил как в страшном сне, потом ситуация начала налаживаться. Все больше и больше ограничений отменялось, в начале двухтысячных он совершил ранее неслыханное – написал учебник по математике, который издали в Америке – естественно, под именем какого-то американца, потому что таковы были условия контракта. Теперь американские студенты учились по учебнику русского математика и ядерного физика – а доктору Абрамяну досталось пятьдесят тысяч зеленых бумажек. Плюнуть бы на них... но теперь гордости не было ни у кого, гордые вымерли в девяностых, часто в самом настоящем, физическом смысле слова. Взял. Потом взял еще какой-то грант, уже для института в целом, создал одну творческую группу, другую. Что ни говори – а специалисты старой школы ценились на Западе, это тебе не современные скороспелки. Да и какая разница – рассчитывать критические профили для крыла нового «Боинга» или обсчитывать протекание цепной реакции в эпицентре взрыва. Государство сказало – обогащайтесь, и они обогащались – как могли. Оказалось, что даже их профессии, профессии физиков и математиков, имеют применение в мире.
У доктора Абрамяна была семья – совершенно не та, какая бывает у армян, нормальная русская семья, супруга Маша, которая тоже работала на объекте, и сын Вадим, при рождении которого Маша едва не умерла. Жестокая статистика – если на «объектах» Минсредмаша работает один супруг – вероятность деторождения сокращается на тридцать процентов, если оба – на семьдесят. Вадим был единственным, и после его рождения врачи сказали Маше, что детей у них больше не будет – поэтому единственный сын был и единственным светом в окошке, единственным – для обоих родителей. Давид Славикович не видел его больше года.