Час негодяев
Шрифт:
Это нужно не мертвым. Это нужно – живым…
Когда специальная группа, состоявшая из ополченцев и оперативников ФСБ, заняла Харьковское СБУ, удивительно, но кое-кто из следователей оказался на месте. И предложил помощь и сотрудничество… в расследовании преступлений, которые они сами и совершали. Вместе с оперативной группой ФСБ был и спецназ ДНР. Они просто привезли этих выродков на площадь, где у постамента памятника Ленину – самого памятника не было – уже шел многотысячный митинг, и выдали их людям.
Алый платок огня трепетал на ковре из алых роз. И я понимал, что далеко не все еще сделано. Днепропетровск, Одесса оккупированы врагом. И там, и там все еще есть и СБУ, и изоляторы, причем в еще худшей форме.
Но
Встречу мне организовали с начальником управления ВКР полковником Беленко. Это был человек лет пятидесяти на вид, но крепкий как дуб, седой как лунь, ростом под потолок. Как потом я узнал, ему было всего сорок три года, и за эти сорок три года он успел похоронить родителей, убитых при обстреле.
Руки полковника были в остатках грязи. Заметив, он обыденно пояснил:
– Копанки.
– Копанки?
– Ну да. Работаем по захоронениям. Только из-под Краматорска, там концентрационный лагерь был. Работы хватает…
Я не нашелся что ответить.
– Чаю?
Чай был горячим. Вкусным. Почти чифир, но не слишком. Я в свое время сам пил… шесть пакетиков «Липтона» и две столовые ложки сахара…
– …Я ищу днепропетровского снайпера, – сказал я, прихлебывая ароматный, с травами чай, – и если это ваш человек, прошу мне сказать. Как-то порешаем.
Беленко покачал головой. Чашка в его руках казалась игрушкой.
– Это не наш.
– Понятно.
– Почему вы думаете, что он наш?
– У меня… есть подозрение, что он имел какое-то отношение к событиям в зоне АТО. И ко многим другим событиям.
Беленко молча ждал новых слов от меня.
– К расстрелу людей на Майдане, – выложил я козырь.
Полковник поморщился:
– Это-то какой смысл трогать?
– Потому что это один из краеугольных камней. Выбьем его – возможно, сложится все здание.
– Наивность…
– И тем не менее…
Беленко отставил чашку в сторону.
– Враждовать всегда проще, чем дружить. А верят люди в то, во что хотят верить. Думаете, если даже вы докопаетесь до правды, это что-то изменит? Хоть что-то? Вера всегда была сильнее правды.
– Я хочу надеяться.
– Слишком много крови пролито. Слишком много зла сделано.
– Речь не идет о восстановлении Украины.
– А о чем тогда?
– Речь идет о тех людях, которые фактически взяты в заложники в Одессе, в Днепропетровске, в других городах. Речь о лжи, на цементе которой строится уродливое здание Едыной Краины. Ложь о киевских снайперах – один из тех немногих краеугольных камней, на которых сейчас строится здание украинского национализма. Небесная сотня не менее известна и почитается, чем герои Крут. Вы думаете, у вас нет таких…
– Да есть, конечно.
– Ну, вот. Если удастся доказать, что людей в Киеве расстреляли организаторы Майдана, а не правительственные снайперы, или, по крайней мере, что часть этих людей расстреляли наемники организаторов Майдана, будет шок. Тогда с ними можно будет работать.
– Красиво говорите… уродливое здание…
– Как есть. Палестинцы живут войной уже семьдесят лет. Между Индией и Пакистаном было уже три войны, и Пакистан все три проиграл, а теперь обзавелся ядерным оружием и мечтает, как сожжет соседа дотла. Я не хочу, чтобы здесь так жили. А вы?
Полковник нажал кнопку на селекторе.
– Зайди…
Вместе с приданным мне на помощь сотрудником КГБ – он отзывался на имя Юрий – мы просматривали материалы…
Материалов было много… съемки из аэропорта, включая и те, которые не попали в Youtube, записи с допросов и учетные карточки на пленных… материалы различных телекомпаний… КГБ накапливал и хранил все, сейчас это проще, и кто знает, что может пригодиться и когда.
– Работали когда-то здесь? – в лоб спросил Юрий.
Я отрицательно покачал головой.
– Харьков… потом Киев.
– Харьков…
Скребанула ирония.
В Новороссии тоже все было не слава богу, потому что в одном политическом образовании оказались такие разные города, как Харьков, Луганск и
Ролики… снятые разными операторами и на разной аппаратуре, чаще всего в непригодных для съемки условиях и без какой-либо системы. Самое начало сопротивления. Тогда в ДНР еще не было поставленных как положено спецслужб, и нормально налаженной работы с пленными тоже не было. Не велась надлежащим образом картотека, не производилось фотографирование, не брались отпечатки пальцев (что в сочетании с обещанием расстрелять при следующем попадании в плен свело бы на нет повторников), не были разработаны стандартные опросники, плохо велась пропаганда и перевербовка, практически не было попыток заслать через них дезинформацию. Сейчас я видел сливной бачок этой войны, куда люди сливались, как мусор. Молодые пацаны и средних лет дядьки, ошеломленные, иногда раненые, с растерянностью в глазах. Рассказы не отличаются оригинальностью – по мобилизации, схватили на улице, или пришли на работу, или загребли из университета. Правда это или нет – уже не поймешь. Для многих – да, правда. Обезумевшая, преступная киевская власть готова была кидать людей в топку ротами и батальонами, даже не имея какого-то четкого плана действий. И самое страшное, что делала это она не только в угоду западным спонсорам и хозяевам, но и для того, чтобы утолить жажду справедливости и крови всей политтусовки, всего журналистского и околожурналистского сообщества, всех «свидомых» и «небайдужих», которые давно потеряли и разум, и совесть, и чувство меры и готовы были без счета пихать в топку гражданской войны тихих и безответных людей, работяг и селян, которым не повезло закончить факультет журналистики, получить грант ЕС и остаться в Киеве снимать слезливые сюжеты об очередных похоронах. Не знаю, как другие думают, но по мне такая «любовь к украинскому народу» хуже любой ненависти. Эти… те, кого я назвал, любили его так, что готовы были «стратить» его без остатка. Правильно говорят – стоит интеллигенту переступить какую-то внутреннюю черту, и маньяку рядом с ним делать нечего. А украинские, особенно киевские, интеллигенты ее давно переступили…
Ролики эти были классифицированы только по датам съемки, и больше ни по каким признакам – ни кто на них изображен, ни где это происходило, ни о каких подразделениях ВСУ [73] идет речь.
Или местные действительно не владели даже основами контрразведывательного ремесла, или не хотели мне что-то показывать. Или сознательно не хотели систематизировать материал, что тоже могло быть.
Я выписал кое-какую информацию, заставил сделать скриншоты заинтересовавших меня лиц. Но на самом деле меня они не интересовали. Мне надо было, чтобы они заинтересовались мной…
73
Вооруженные силы Украины.