Час оборотня (сборник)

Саймак Клиффорд Дональд

Женщина, извиняясь, посмотрела на Антона и с наигранной беззаботностью произнесла, отчеканивая каждое слово:

— Так вот, сейчас я отдам тебя дяде. Мне не нужен такой плохой, непослушный мальчик.

Антон напустил на лицо строгую мину, раскрыл и вправду очень большой портфель.

— Остановите, пожалуйста, я сейчас выхожу, — промолвил Митрофан. — До завтра, Антон. Желаю получше провести этот день, — и многозначительно улыбнулся.

Степанюк вышел из машины, за ним мягко закрылась дверца. Геликомобиль помчался

дальше, а малыш горланил, умолкая лишь для того, чтобы перевести дыхание.

— А ну-ка, давай посмотрим, привереда, поместишься ли ты в моем портфеле?

Сухов уже и не рад был, что начал эту игру. Мог бы ехать себе спокойно, не встревая в разговор. Кричит малый, ну и пусть кричит. Он же с матерью, а она знает, что ему нужно и чего не нужно. И, действительно, прав оказался Митрофан, ни к чему было рыцарство. Но… Ладно… Еще минута-вторая… Эта женщина… Эта красивая женщина выйдет из салона, и Антон помчится прямым ходом домой.

— Видишь, какой у меня большой портфель? И сегодня он почти пустой. Я словно предчувствовал, что встречу такого плаксивого мальчика.

— Забирайте его, — заявила женщина. — Раз он плачет, не слушается, значит, не любит свою маму. Забирайте его с собой, — и как бы машинально положила ладонь Антону на колено.

Антона почему-то передернуло от этого. Казалось бы, по-другому должен был отреагировать на прикосновение очаровательной спутницы, но ему стало жутко, будто кто-то жестокий и всеядный коснулся его.

— Конечно, я заберу его, — сказал Сухов, превозмогая неприязненное чувство. Взял мальчика к себе на колени, внутренне приготовившись к еще большему крику. Но Серафим спокойно перебрался к Антону, не изменив тональности своего плаксивого воя.

— Вот так, Серафимчик, — заявила женщина. — Ты не слушался меня, живи теперь с чужим дядей. Остановите, пожалуйста.

Геликомобиль покорно затормозил.

Антон Сухов не успел ничего сообразить. Золотоволосая женщина выскочила из машины и быстро пошла по тротуару.

А Серафим моментально замолчал и облегченно вздохнул, заявив совершенно спокойно, не по-детски рассудительно, вытирая слезы:

— Ну, наконец-то…

Сухов никак не ожидал такого поворота событий. Он сидел, стараясь скрыть свою растерянность…

— Тебе совсем не жаль расставаться со своей мамой?

Мальчик посмотрел на него сосредоточенно, на мгновение заколебался, подыскивая слова, но так ничего и не сказал. Жуткая минута прошла.

— Простите, сейчас мы тоже выйдем, — громко произнес Сухов.

— Да, я вас понял, — ответил геликомобиль. — Желаю всего наилучшего.

Сухов с ребенком на руках вышел из салона и, внутренне сосредоточившись, как перед операцией, осмотрелся вокруг. Женщины в зеленом нигде не видно. Словно растворилась. Но не приснилось же ему… Мальчуган-то вот он, приснившимся его не назовешь…

— Поставьте меня на землю! — властно приказал малыш. —

Я умею ходить не хуже вас.

— Так что же нам делать? — произнес Сухов. — У тебя, малец, откровенно говоря… Не знаю даже, как и сказать… У тебя не очень-то разумная мамочка…

— Нормальная мама, — заявил Серафим. — Просто вы ее не знаете. Недостатки имеются у каждого. А моя мама очень устает.

— ?

— Пошли.

— Куда?

— Погуляем.

— Где ты живешь?

— Что?

— Ты знаешь, где ты живешь?

— А разве мы не к вам идем?

— ?..

— По этой улочке мы скоро выйдем к чудесному парку. А ты молодец! Как тебя звать?

— Меня? — в растерянности переспросил Сухов.

— Тебя, тебя.

— Антон… Сухов.

— Ты мне сразу понравился. От тебя больницей пахнет, — мечтательно пояснил Серафим. — Ты доктор?

— Доктор…

Антон остановился, пытаясь разобраться в случившейся с ним несуразице. Теплые лучи солнца. Золотистые кроны деревьев. Чистое небо… Чужой ребенок с ним…

— Тебе действительно два года?

— А-а, тебя удивляет, что я такой умный? Просто я вундеркинд.

Антон старался вернуть себе утреннее чувство просветленной радости, но это ему никак не удавалось, будто не стало вдруг ни долгожданного солнца, ни предстоящего необычно свободного вечера.

— Мне завтра очень рано вставать. Операция назначена на восемь.

— До завтра еще дожить нужно, сказала бы моя мама. Не волнуйся, что-нибудь придумаем. Все будет хорошо. Я тебя не подведу, многозначительно изрек малец.

Мальчик в голубом комбинезончике топал удивительно быстро.

— У тебя дети есть, Сухов?

— Двое…

— Это хорошо. Я их многому научу. Кто они — мальчики или девочки?

— Мальчик и девочка.

— Ну, ты просто молодец! Полная гармония… Но мне кажется — ты не рад нашей встрече, — выпалил Серафим и пристально посмотрел на Сухова.

Антон явно ощутил, что ноги перестают слушаться его. Он, сам хирург, почувствовал себя так, будто он на операционном столе. Он ничего не понимал, не мог поверить в реальность происходящего.

Внезапно явилась мысль отстать от Серафима. Попросту — сбежать. Вундеркинд не пропадет. Но тот шага через три-четыре, не оборачиваясь, громко спросил:

— Что случилось? Почему ты остановился?

Пришлось снова идти рядом.

— Давай прокатимся вон с той горки?

— Мне неудобно, — буркнул Сухов. — Там одни дети.

— Неважно. Дети тоже люди. Идем.

Маленькая кабинка пневматического лифта, смешно подергиваясь, подняла их на верх башни, откуда начинался отполированный до блеска детьми пластиковый спуск. Он тянулся до самого конца парка. Сели, оттолкнулись, и сразу же их понесло, закружило, завертело на виражах и спиралях, на замедляющих движение подъемах и внезапных, захватывающих дух спусках.