Час оборотня (сборник)
Шрифт:
Сухов отшатнулся.
— Зачем тебе все это?
— Я говорила — об этом долго рассказывать. И пока еще не время. Ты не сможешь понять всего. Одним словом, я использую мозг ники для приготовления одного препарата.
— Понятно… — сказал наобум, лишь бы ответить что-то.
— У тебя красивая жена?
— Что-о?
— Спрашиваю, красивая ли твоя жена?
Гиата, опорожнив головку одной ники, принялась за другую.
— Ты ее любишь?
Лицо и шея Сухова покрылись холодной испариной. Он достал носовой платок и вытер
— Самое время поговорить о моей жене…
— А почему бы и не поговорить? Мне интересно… Ты любишь детей?
— Да, — скупо ответил Сухов, еще раз вытер лицо и пожалел, что пришел к Гиате.
— Детей вообще или только своих?
— По-твоему, это существенное разделение? — отделался встречным вопросом.
— Существенное, — сказала Гиата. — Мне просто интересно, что в тебе доминирует — индивидуальные или общественные чувства.
— Сам не знаю, Гиата, что доминирует. И не знаю, зачем тебе это нужно.
— Мне сейчас ничего не нужно, кроме моих дорогих, милых, симпатичных ники. Какие прелестные существа! Правда же, Антон? — И она стряхнула следующую порцию мозга в стаканчик. — Они такие смирные, безобидные, ты просто не понимаешь, ты — сухарь, настоящий цивилизованный сухарь. Я вижу, ты не способен воспринимать красоту, не способен наслаждаться жизнью… А она так прекрасна…
Гиата заглянула внутрь маленького черепа, что-то там высматривая, и вдруг спросила:
— Антон, ты счастлив?
— …
— Почему ты не отвечаешь? — Она улыбнулась так непосредственно, так мило и трогательно, что Сухов внезапно почувствовал тошноту, подступающую к горлу.
— Да, безусловно, я очень счастлив… Но, знаешь… — и как я мог забыть, — я обещал одному товарищу встретиться с ним. И виною этому ты, Гиата, — попытался Антон легкомысленно улыбнуться, и это ему удалось. Загляделся на твои золотистые локоны и обо всем забыл.
«Что за вздор я горожу? Зачем? Теряю чувство реальности. С ума схожу… Нет, просто я ее боюсь. Должен скорее бежать. Сбежать?! Да!»
— Ты хочешь уйти?
«Сбежать и никогда больше не появляться здесь! Но она же сама придет. Мы будем соседями… О боже!»
— Да, меня ждут… Ты уж прости, Гиата.
Она закрыла за ним дверь, мгновение постояла неподвижно. Потом вернулась в комнату, подошла к столу, взяла металлический стаканчик с мозгом ники и с жадностью выпила его содержимое.
8
Иногда наступают такие минуты, когда чудится, что в
мире все задумано вечным — и люди, и птицы, и
деревья…
Я знаю — это не так, но порою кажется, что люди
гибнут только потому, что лишают жизни других.
Сухов лежал и никак не мог уснуть. Чем больше он убеждал себя в необходимости заснуть хотя бы потому, что предстоит напряженный операционный день, тем дальше убегал от него сон, оставляя в бездонной
«Еще минута-вторая — и я усну. Должен же я все-таки заснуть!»
Антон Сухов уговаривал и уговаривал себя, но все напрасно. Перед глазами, словно изображение на воде, колебались черты лица Гиаты Бнос красивого женского лица, на которое он смотрел с наслаждением и затаенным страхом одновременно. Он не мог объяснить себе причину своего страха, но страх этот жил, вопреки всяким причинам, не поддаваясь анализу, и от этого казался Сухову еще более мерзким и коварным.
«Кто она, эта женщина? Неужели просто-напросто больная? Вроде бы нет. Что ей нужно от меня? Нет сомнений: она упорно добивается чего-то. Взять, к примеру, наше странное знакомство, когда Серафим, вундеркинд — от горшка два вершка, — заставил, буквально заставил непонятным образом, зайти в гости к Гиате… Причудливый ряд не менее причудливых событий. И почему я потом не видел Серафима? Да и сама Гиата довольно странно относится к нему — сын ли он ей? Если нет, то кто же тогда?»
В мысленном представлении черты лица Серафима почему-то начали постепенно удлиняться, обезображивая его, и, наконец, приняли подобие человекоподобного щенка, не обросшего шерстью, с умными, пытливыми глазами, но совершенно собачьего абриса. Сухов даже вздрогнул от столь неожиданного видения, а оно не только не исчезало, а наоборот, дополнялось подробностями. Изо рта Серафима вывалился длинный и плоский собачий язык, послышалось частое собачье дыхание. На полуморде-полулице вспыхнула язвительная улыбка:
«Ну, Сухов, вот так ты сможешь? — И сложил язык трубочкой. — А вот так ни за что тебе не сделать! — Щенок начал махать большими ушами. — И вообще ничего путного ты, Сухов, не умеешь!»
Серафим громко рассмеялся, захлебываясь от собственного смеха.
«Какой же ты глупец, Сухов! — внезапно послышался голос Гиаты. — Я считала тебя мудрее. А ты оказался ничуть не умнее Натальи, твоей бывшей соседки».
«Она быстро сгорела, — серьезно произнес Серафим, вдруг принимая человеческий образ. — Она почти не мучилась».
Мурашки пробежали по спине Сухова. Припомнились слова пожарника в ту жуткую ночь — система противопожарной защиты оказалась заблокированной, выведенной из строя. А сама Наталья лежала на полу… Все вещи почему-то были выброшены из шкафа… Что-то искала? Когда начался пожар или до этого? Самоубийство?.. Антону не верилось. Он достаточно хорошо знал свою соседку. Время от времени они заходили друг к другу в гости. Наталья иногда консультировалась у Сухова как у врача, Антон частенько просил разрешения воспользоваться прекрасной библиотекой соседки.