Час оборотня (сборник)

Саймак Клиффорд Дональд

На рисунке изображено нечто походившее на спрута или кальмара, но щупальца располагались по три — сверху и снизу.

— Очень милое созданьице… Это ты таким был?

— Нет. Таким я не был. Но скажи честно, что ты подумал бы, если бы встретился с таким вот, но только живым?

— А где же твоя способность читать мои мысли?

— Мне хочется, чтобы ты сам сказал это вслух. Чтение твоих мыслей требует много энергии.

— Я тебе уже сказал: очень милое созданьице. — У Сухова по коже побежали мурашки. Он прекрасно сознавал — все

это не сон, не бредовые виденья, но воспринимать Серафима и его болтовню серьезно никак не мог.

— Короче говоря, Сухов, вот так выглядят те, кто создал меня. Вообще-то они могут приобретать любые формы, превращаться в кого угодно, но на самом деле они именно такие, как я нарисовал. Они — вершина совершенства… Но, знаешь, мне нужно хорошенько поесть, а потом мы закончим разговор. Скажу только, что называют они себя маргонами. Они прилетели из невообразимой дали. Они очень разумные, мудрые существа. Они хотят осесть на Земле, хотят поднять землян на высший уровень развития. И ты, Сухов, должен помочь мне, помочь маргонам… Ну, пошли есть!

Серафим жадно глотал, не разжевывая, куски мяса, изделия химкомбината пищевых продуктов. Он ел и никак не мог наесться. Впивался зубами в пищу и рвал ее, как дикий зверь. И слегка улыбался. Но улыбка его наводила ужас.

— Спасибо, Сухов! — воскликнул наконец Серафим. — Итак, продолжим. Маргоны — это далекая высокоразвитая цивилизация, которая стремится помочь землянам в их развитии.

— Прости, Серафим, мне странно и смешно, даже дико, но… Я просто вынужден говорить с тобой, как с совершенно взрослым, умным существом. Скажи мне, почему маргоны, эти благодетели с большой дороги, ведут переговоры с землянами через таких, как ты? И, кстати, кто ты такой? Что-то я никак в толк не возьму. И если ты хочешь, чтобы я хоть что-нибудь понял, то должен говорить конкретно и ясно.

— Еще конкретнее и еще ясней? — Серафим двусмысленно улыбнулся. Очень странный ты человек. Даже мысли твои читать трудно.

— Это потому, что читать нечего, — пробурчал Сухов, вновь ощутив то состояние, будто пьет не глотая. — Когда кто врет, я и сам прекрасно это чувствую. Состояние человека чувствую. Но хватит разглагольствовать… И пусть тебя не удивляет, что очутился ты именно перед моими дверями. О маргонах известно мне, пожалуй, побольше, чем тебе, — сказал и пристально посмотрел на Серафима, ожидая его реакции. Как и предполагал Антон, Серафим насторожился.

— Не понимаю, о чем ты…

— Чего ты, собственно, не понимаешь? Я сказал вполне определенно, без всяких намеков.

— Что ты знаешь о маргонах?

Сухов припоминал все свои разговоры с Гиатой, ее картины на стенах.

— Тебе хочется услышать о маргонах от меня? — спросил Антон с иронией. — Так слушай! Они… зеленые. Форму их тела ты нарисовал правильно, — продолжал явно издеваться над Серафимом Антон, удивляясь, как это ему удается.

— Да, они и вправду зеленые, — пробормотал в растерянности вундеркинд.

— Но временами их окраска

может несколько меняться и…

— Появляются розовые оттенки, — быстро перебил Серафим, видимо, опасаясь, как бы Сухов не заподозрил его в недостаточной осведомленности.

— Вот видишь, и я немало знаю. Знаю, наконец, что ты не маргон, сказал Сухов, внимательно всматриваясь в лицо вундеркинда — не ошибся ли? Серафим отвел в замешательстве взгляд в сторону.

— Да. Я не маргон. Я — кар. Дитя их разума. Я — рабочий, исполнитель их воли. — И вдруг Серафим расплакался. — Ты не представляешь, Антон, как мне было страшно неделю назад. Неимоверный голод терзал! Ты знаешь, что такое настоящий голод?! Я знаю!

Они стояли посреди кухни. Серафим прижался к Сухову и плакал. Антон четко ощутил — всего какой-то миг отделяет его от безумия. Но, собрав всю волю, переборол внутреннюю слабость, понял свое преимущество в этом невообразимом диалоге. И это его успокоило.

— Я мог умереть. Заснуть и погибнуть… Но спасибо…

— Мне спасибо, — тихо, но властно произнес Сухов. Чувствуя искренность слез Серафима, смелее и увереннее перешел в наступление.

— Да-да, тебе спасибо, Антон.

Серафим крепче обхватил колени Сухова, его тельце вздрагивало от рыданий.

— Я н-не знал… Я… я не мог знать. Что я мог знать! Мне… мне просто снилось, что я все знаю. В меня лишь заложены какие-то знания…

— Какая-то программа, — строго перебил его Сухов.

— Ты — маргон! — с благоговейным трепетом тихо произнес Серафим. Сухов многозначительно насупил брови и строго уставился на вундеркинда, как на пациента, не выполняющего указаний знаменитого профессора.

— Прости, кажется, это ты хотел мне рассказать о далеких пришельцах и их желании помочь людям в развитии. Не так ли?

— Прости… Прости меня. Я уже ничего… Спасибо тебе… Не дай мне погибнуть. Мне хочется жить. Спасибо… — твердил он, смешавшись. — Если бы ты мог знать, как страшно умирать от голода, умирать, не выполнив своей программы, своего назначения. Меня выбросили за борт, красиво выбросили… Они боялись, что мы… что я буду, разлагаясь… — Серафим закусил губу.

Что я болтаю?! Болтаю на свою погибель! Он же маргон! А у меня язык отнимается. Что это со мной?! Я совершенно не знаю, что мне делать. Я вне себя… Сухов — маргон…

— Успокойся, Серафим. Все образуется.

— Только не убивай меня.

— Да успокойся же. Лучше расскажи мне еще о чем-нибудь.

— Что ты, Сухов, хочешь услышать? Я все скажу.

— Ты знаешь Гиату Бнос?

— Не знаю. Правда. Я не знаю ее. Кто она?

— В чем твоя миссия на Земле? — грозно спросил Антон. — Мне кажется, ты многое забыл и ведешь себя слишком беззаботно.

— Мое наз… моя миссия? Ну… как и у каждого кара.

— Неужели? — Сухов заставил себя пренебрежительно усмехнуться. Придется проверить, что ты вообще знаешь, кроме импровизации про ночь, колодец и колыбель. Итак, я слушаю тебя.