Час Самайна
Шрифт:
Поднялся невообразимый шум, и уже стали составляться списки желающих принять участие в экспедиции. Барченко поднял руку, и шум утих.
— Товарищи матросы! Благодарю вас за доверие и за желание добраться до Шамбалы. Но это очень серьезный вопрос, который требует решения руководства Балтфлота.
Снова поднялся шум, и было принято решение написать письмо руководству флота. А лектор никуда не денется: надо будет — поведет их в Тибет. Барченко и Женя покинули это собрание.
— Просто здорово! После лекции они словно стали другими людьми! — не удержалась Женя. — Ответьте честно, Александр Васильевич, вы сами верите в то, что рассказываете?
— Если бы не
А еще более важная задача — вступить в контакт с сохранившимися ее представителями.
— По-моему, все это слишком фантастично…
— Вы не правы. Реальная жизнь порой преподносит такое, что фантастика бледнеет от зависти. Женечка, предложение стать моей ассистенткой очень серьезное, так что подумайте.
— Спасибо, Александр Васильевич, я подумаю. А над чем вы работаете в институте?
— Если коротко, то основная цель — создание нового универсального учения о ритме, одинаково применимого как к космологии, космогонии, геологии, минералогии, кристаллографии, так и к явлениям в общественной жизни.
— А это возможно?
— Приходите ко мне работать, и вы увидите много такого, что не поддается рациональному знанию.
Через две недели Женя со своим «ундервудом» оказалась в комнате, где работал Александр Васильевич и двое его помощников. Каким образом Александру Васильевичу удалось убедить директора института, академика Бехтерева, взять еще одну штатную единицу, было неизвестно, но она стала работать там. Работа была интересная, а еще интереснее — быть рядом с такой неординарной личностью, как Александр Васильевич. Он ставил опыты по передаче мыслей на расстоянии, используя как проволочную, так и беспроволочную связь. Пока наиболее успешными были эксперименты с проволочной связью. Два добровольца, обритые наголо, в алюминиевых шлемах, соединенные друг с другом медным проводом, сидели спинами друг к другу, каждый имел перед собой доску с гладкой отражающей поверхностью. Один, медиум, был передающий, другой, реципиент, — принимающий. Передавали слова, символы, картинки. При передаче символов и определенных картинок был наиболее высокий результат попаданий. Александр Васильевич, довольный, разрабатывал схему более сложных опытов, и вдруг как гром с ясного неба…
В тот день Барченко пришел на работу не ранним утром, как обычно, а уже перед обедом. Женя предложила чаю, но он отказался. Хмуро осмотрел помещение, помощников и объявил:
— Завтра можете не выходить на работу. Лаборатория ликвидируется, расчет получите сегодня.
— Что случилось?
— Это неважно. Главное, лаборатории больше нет.
— Может…
— Ничего уже нельзя. Если бы можно было, то… сегодня Бехтерев скрепя сердце подписал приказ о ликвидации лаборатории. Мы уволены.
Женя выбрала момент, когда они остались вдвоем. Барченко ковырялся в столе, отправляя большую часть бумаг в корзину.
— Александр Васильевич, так что все же произошло?
— Враги, Женечка, враги. Они кругом и всюду, исподтишка наблюдают, чтобы нанести удар в спину.
— Что же теперь вы будете делать? Ой, извините, я не то сказала…
— Как ни говори, а суть одна… Может, это судьба, Женечка. Засиделся я за столом, нужна живая работа. Сколько теоретические выкладки ни строй, а без практического подтверждения они выеденного яйца не стоят. Перехожу от теории к практике. Как рекомендовали матросы на лекции.
— Во главе матросского отряда отправитесь
— Почти. Кроме врагов, у меня есть и друзья. Стараниями нашего директора я избран членом-корреспондентом ученой конференции от института и командирован в Мурман на должность заведующего Мурманским морским институтом краеведения.
— Ого! — только и сказала Женя.
— Это только звучит громко — должность. Институт не тянет даже на скромную лабораторию. Но это не главное… Моя цель — организация экспедиции на Кольский полуостров, в самое сердце Лапландии. Думаю, не позже весны она отправится на поиски следов дорической культуры. Кое-какие сведения я имею, осталось все исследовать и научно обосновать. Так что со мной все понятно. А ты, Женечка, что будешь делать?
— У меня только один путь — на биржу. Бедная мама, она будет так переживать…
— Женечка, а ты не хочешь поехать со мной? Я еду с женой в Мурман, затем в экспедицию. Не присоединишься к нам?
— Не хочется маму оставлять одну… Но если уж выбирать между экспедицией и биржей, то я выбираю экспедицию.
— Может, подумаешь, с мамой посоветуешься?
— Уже подумала и посоветовалась. Мама будет против, но… Хочется посмотреть мир, а что я здесь увижу? Разве только повезет, и снова буду стучать на машинке с раннего утра до позднего вечера. Мама меня простит и поймет.
— Тогда в путь! Нас ожидает небольшой крюк, тебе, думаю, он будет приятен. Мы сначала должны заехать в Москву. Там пробудем два дня, потом вернемся и двинемся на Мурман. Ты довольна?
— Кажется, что, несмотря на двадцать лет, я уже прожила несколько жизней, точнее три. Первая — это то, что происходило со мной до октябрьской революции, вторая — моя жизнь в Питере, а третья — в Киеве. Сейчас я готова начать новую жизнь и не знаю, есть ли в ней место для старой.
— Ты обижена на Блюмкина?
— Да. Он мог бы разыскать меня в Питере. Адрес бабушки он знает, здесь одно время жил. Не искал — значит, я ему не нужна.
— Трудно сказать, что лучше, а что хуже… Якова я видел один раз, но могу сказать, что это человек, который не успокоится, пока не свернет себе шею. Быть рядом с ним — значит, подвергаться такой же опасности.
— Тем более в это время.
— Час Самайна. Я его так называю.
— Что такое Самайн?
— Самайн, согласно кельтскому календарю, это время соприкосновения двух миров на пути уходящего бога, когда разделяющая завеса истончается. Он соединяет две половины года, темную и светлую, соединяет два мира — Верхкий Мир людей и Иной Мир. Вот так и наше время балансирует между тьмой и светом, добром и злом и не имеет между собой четких границ.
— Мы все находимся на границе между злом и добром, светом и тьмой… Верно подмечено.
— От знакомых я узнал, что Блюмкин учится в Москве в академии РККА, но в данный момент находится в длительной командировке [7] .
— Дважды в одну реку не входят и дважды одной жизнью не живут. Поэтому я как-то переживу… А в Москве побываю с удовольствием, ведь я там никогда не была!
Москва встретила их теплом уходящего лета. Барченко отпустил Женю на целый день для знакомства с городом, предупредив, что завтра ранним утром надо выезжать обратно в Петроград. «А там сразу на Мурман. Дорога предстоит неблизкая».
7
Я.Блюмкин в это время принимал участие в Иранской революции.