Час Самайна
Шрифт:
Вскоре появился грузовик и ненадолго въехал во двор. Послышались крики и шум. Когда он уехал, оттуда показались две темные фигуры. Полицейские шли по улице Верхний Вал, остановились недалеко от места, где пряталась Наташа с Нюшей, и закурили.
— Это была ведьма! Ей-богу, ведьма! — уверял один. — Ведь Петро, только к ней приблизился и направил на нее ствол, как тут же повел его в сторону и пальнул в Остапа! Раз, другой!
Я сразу почувствовал, что дело нечисто, и уложил ее с первого
— Может, это была знакомая Петра? Он ее узнал и решил спасти. Поэтому и Остапа убил.
— А меня чего не тронул? Да Петро мать родную не пожалеет, не то что знакомую. Тем более мог нам сказать, что так и так, а то сразу пулять! Ведьма это была, точно говорю! Ты бы ее видел — стриженая, черная, страшнее черта! Как монастырь убрали советы, так на старом монастырском кладбище ведьмы шабаш начали справлять! Видно, она из них. Свят, свят, пронеси! — И он перекрестился.
— Ведьма она или не ведьма, нам все равно. Как думаешь, что с Петром будет из-за Остапа?
— Расстреляют. Если не немцы, то брат Остапа. Серьезный мужик, я его знаю. Обязательно порешит Петра. Вот так-то!
И они пошли дальше.
Наташа с Нюшей, собравшись с силами, без препятствий добрались до дома. Наташа рассказала все отцу, и он не побоялся пробраться в монастырь, нашел тело Жени, перенес его на старое кладбище и спрятал там. А спустя несколько дней похоронил, оставив безымянный холмик. После войны он разыскал дочку Жени, Аню, и помог ей перезахоронить тело матери.
Летнее солнце посылало на землю испепеляющие лучи, но юноша и девушка, затерявшись среди могил Байкового кладбища, не обращали на них внимания: объятия были во много
раз жарче солнечных лучей. Зоряна то сопротивлялась настойчивым ухаживаниям молодого человека, то словно поддавалась ему.
— Ой, Мирчик, смотри! Что это? — неожиданно воскликнула она. Удивление в ее голосе заставило Мирослава обернуться, расслабив объятия, и девушка мгновенно упорхнула прочь.
Через три могилы на металлическом столике, покрашенном «серебрянкой», под солнечными лучами горели алым огнем коралловые бусы. Девушка поспешила к ним, за ней поплелся расстроенный Мирослав.
— Интересно, почему они здесь лежат? — заинтересовалась Зоряна. — Их сняли, когда ухаживали за могилой, и просто забыли? Только зачем их снимать, разве они мешают? Это же не кольцо на пальце, которое еще и на два размера больше… Может, какой-то обычай?
— Не слышал о таком, — сказал Мирослав и взял бусы. — А они ничего, красивые.
— Положи на место, — строго сказала Зоряна. — Не твое — не трожь!
— Не хочешь в них сфотографироваться? — спросил Мирослав и достал мобильный телефон с встроенной камерой.
— Не говори глупостей. Во-первых, это чужая вещь. Во- вторых, мы находимся на кладбище, а это не место для фотографирования или чего другого. В-третьих, не хочу и боюсь. А вдруг эти бусы оставлены со злым умыслом и принесут несчастье? Отрицательной энергией можно зарядить любую вещь, не только сушеную лягушку.
— Не знал, что ты веришь в подобные глупости! — рассмеялся Мирослав и спрятал телефон. — Вещь красивая, но ты права: на кладбище лучше ничего не трогать! А то знаешь, что будет?
— Что? — доверчиво спросила девушка.
— Сейчас увидишь! — сказал Мирослав и неожиданно бросился к ней, чтобы обнять. Зоряна успела отскочить в сторону, и он, зацепившись за железный ящик, который здесь заменял скамейку, грохнулся на землю.
— Ой-ой-ой! — простонал он, сидя на земле и потирая ушибленную ногу. — Прямо косточкой. И джинсы порвал…
— Давай помогу, — сжалилась Зоряна.
Мирослав прислонился к столику, рассматривая разорванные джинсы.
— Обидно… — пожаловался он.
— Зато будешь выглядеть продвинуто. Надо только этот лоскут срезать, и будет художественная дырка.
— Не смешно. Ты забываешь, что я пока еще на иждивении родителей, и их моя продвинутость не обрадует. Джинсы маман купила только в прошлую субботу…
— Ладно, не переживай! Отнесешь в мастерскую, зашьют так, что предки и не заметят. Вот только надо бы дырку как-нибудь прикрыть. Была бы иголка с ниткой… Не держишь такого?
— Обязательно… И стиральную машину в заднем кармане… Посмотрим, что в этом дурацком ящике.
Мирослав открыл крышку и начал было разбирать сложенные там вещи.
— Прекрати, — строго сказала Зоряна. — Пойдем отсюда.
— А вдруг здесь есть иголка с ниткой? — сказал Мирослав, доставая старую жестяную коробку.
— Я ушла, а ты как хочешь! — отрезала Зоряна, пробираясь между могилами к аллее.
— Я сейчас! — пообещал он и положил жестяную коробку обратно в ящик. Мельком посмотрел на могилу, прочитал на табличке: «Яблочкина Евгения, родилась в 1900 году». Дальше было словно стерто.
Мирослав догнал девушку уже на аллее, и дальше они пошли, взявшись за руки. На выходе столкнулись с аккуратной старушкой с пустым пятилитровым баллоном для воды и уступили ей дорогу.
Старушка, набрав воды, не спеша дошла до могилы, которую они недавно покинули. Перелила воду в лейку, которую достала из металлического ящика, и полила цветы. Присела на ящик-скамейку, взяла в руки красные бусы и, перебирая их как четки, задумалась о чем-то своем…