Час волкодава (Фирма 'Синяя Борода')
Шрифт:
К счастью, мучиться долгими ожиданиями Чумакову не пришлось. Миша, мокрый от пота и дождя, сел за руль, завел мотор, не успел еще как следует перевести дыхание, когда распахнулась дверца слева, Сан Саныч беспардонно спихнул партнера с водительского сиденья, вцепился в баранку руля, поставил ноги на педали, и "Волга" тронулась. Медленно, осторожно Сан Саныч подал машину задом, без спешки, словно водитель-чайник, развернулся и повел автомобиль по асфальтовой, залитой водой дорожке к выезду со двора.
– Сан Саныч, в тебя стреляли? - спросил Чумаков, тяжело дыша, вытирая взмокшее лицо
– Нет, стрелял я. Произвел два синхронных выстрела. Из пистолета с глушителем и из "ТТ" без всяких наворотов на конце ствола. Ты и те двое гавриков, что побежали за нами, слышали только один выстрел, между тем рядом с каждым из гавриков просвистело по пуле. Каждый из преследователей, доверившись слуху, решил, что стреляли один раз и именно в него, каждый посчитал, что раз он на мушке, то имеет право залечь, спрятаться, а приятель пускай продолжает погоню. В итоге оба нырнули, каждый в свою лужу, а я спокойно ушел.
"Волга" покинула просторный московский двор, вписалась в поток вымытых дождем автомобилей, запылав двумя глазами фар. Миша оглянулся. Сквозь залитое водой заднее стекло ничего, кроме размытых огней да света фар других машин, не было видно.
– Напрасно беспокоишься, Михаил, - успокоил Сан Саныч. - Двое ретивых служак кинулись нас догонять и дб сих пор, уверен, мокнут, вжавшись в асфальт. Остальные предпочли не мочить головы и одежды. Наемные работники особой храбростью не блещут, что, ежели вдуматься, не унижает, а, напротив, говорит о них как о людях разумных. Не напрягай шею, партнер, погони за нами больше не будет... Ты внимательно слушал, о чем я спрашивал Дядю Степу и что он отвечал?
– Да. И мне многое стало понятно... За исключением разве что ваших странных с Дядей Степой взаимоотношений.
– О личных взаимоотношениях позже поговорим, сначала о деле. Сейчас же едем к Борису Николаевичу Тузановичу. Домашний адрес его я с твоих слов запомнил, как ехать, представляю. Надеюсь, сегодняшний ненастный вечер Борис Николаевич, как обычно, проведет дома, в кругу семьи.
– Ага. С женой и сыном. Я тебе говорил - Боря домосед... Сан Саныч, только-только я начал врубаться, что к чему, и опять чувствую себя болваном. На фига мы едем к Тузановичу, а?
– Сообщить оперативникам фирмы "Синяя Борода" мой точный адрес на улице Двадцати шести бакинских комиссаров мог только Тузанович. Ему я звонил, вызывая ветеринара. С его подачи вчера на лестнице нас поджидал киллер. Признаюсь тебе, партнер, - когда вчера, наткнувшись на труп Красавчика, мы убежали от ментов и помчались на мою конспиративную квартиру, я не лукавил, говоря о спешной необходимости изменить твою внешность и подлечить мое предплечье, но попутно я хотел проверить класс, уровень профессионализма противоборствующей стороны. Целью визита в квартиру на Юго-Западе, помимо прочего, была и эта проверочка, едва не закончившаяся плачевно. Зато сейчас я знаю, где, и приблизительно представляю, как мы возьмем "языка".
– Блин! Ядрена кочерыжка!!! Опять... опять, блин, я ни хрена не понимаю! Опять ты скажешь: "Все объясню позже", а сейчас последуют новые инструкции. Кому на этот раз я должен кидать табак в глаза? Тузановичу?! Его жене? Сыну?
–
– Да! Я тебе и об этом рассказывал. Убей, не врубаюсь, какая нам разница, где Тузанович паркует тачку?
– Скоро мы доберемся до микрорайона, в каковом проживает семья Тузановичей, и ты, Михаил, предпримешь попытку угнать автомобиль начальника Центральной кинологической больницы... Забавно, правда, партнер, - от однофамильца одного популярного человека едем хулиганить к дому другого прохиндея с известными всей стране именем-отчеством. Богемная жизнь началась, будь она неладна...
* * *
Дождь хлестал по асфальту. Из грозового-проливного дождь превратился в упрямо-нудный природный душ средней интенсивности, словно кто-то в небесной канцелярии небрежно крутанул кран и ушел спать, не удосужившись как следует перекрыть воду. В пелене дождя подслеповато светились квадраты оконных проемов. Уличные фонари высвечивали дождевые капли, и лужи на асфальте блестели от белого электрического света. Сияла отмытая дождевой водой реклама. А вот Останкинской телебашни совсем не было видно, хотя с того места, где "Волга" свернула с проспекта Мира вправо, в обычную погоду останкинская игла просматривалась идеально.
"Волга" свернула с проспекта у гостиницы "Космос". Должна была свернуть возле "Космоса". Так сказал Сан Саныч. Мишу он высадил за полкилометра до поворота. Чумаков выскочил под дождь рядом с новым, открытым в конце девяностых входом в метро "ВДНХ".
Ступив нездешними подошвами ковбойских сапожков на залитую водой землю, Чумаков поднял воротник кожаной рубашки, сдвинул на затылок широкополую шляпу, подставляя дождю рыжие вихры, засунул руки в карманы кожаных штанов и, повернувшись спиной к невидимой телебашне, побрел в темноту, держа курс на силуэт церквушки, притулившейся меж серых домов с желтыми пятнами окон.
Тузанович жил на Ракетном бульваре. В одном из домиков-башен, построенных в начале шестидесятых. Миша однажды был в гостях у Бориса Николаевича на дне рождения и отлично запомнил родной дом-столбик Тузановича, окруженный со всех сторон зелеными насаждениями, с очень неудобным подъездом для машин. К заасфальтированной площадке возле дома вела единственная узкая дорожка - со встречной машиной не разъедешься никак. И сам пятак асфальта, приспособленный для стоянки автомобилей, тесный и неудобный, парковать тачку - сплошное мучение.
Вода стекала ручейками с кожаных одежд Чумакова. Согласно плану Сан Саныча, Миша шел по кромке Ракетного бульвара - широкого, покрытого травой, изъеденного пешеходными дорожками пространства меж двух жилых массивов. На бульваре было пустынно. Дождь загнал детей и подростков, собачников и влюбленных, пьяных и праздношатающихся кого в квартиры, кого в парадные. Возле окруженных газонами, кустарниками да тополями домов тоже ни души. На секунду у Миши возникло странное чувство, будто он остался единственным живым существом посреди вымершего города.