Час ворона
Шрифт:
– Намекаешь, я прибздел?! – прошипел вдогонку Толику Захар, однако Анатолий либо прикинулся, что не расслышал реплику, либо действительно ее не расслышал, поскольку успел покинуть комнату-гостиную и скрылся в коридорчике, что вел к входной двери санаторного люкса номер двадцать пять.
Скрипнули плохо смазанные петли, сигнализируя о том, что Толик открыл дверь, и вслед за этим безобидным звуком совершенно неожиданно по барабанным перепонкам ударила какофония горного камнепада. Словно цунами, звуковая волна ворвалась в прихожую, топоча по полу, ударяясь о стены, что-то ломая походя, прокатилась по коридорчику и материализовалась в комнате-гостиной маленькой толпой омоновцев в бронежилетах, в масках и с автоматами.
– На пол!!! – дурным голосом
Второй автоматчик с маской вместо лица, ворвавшись в гостиную, в точности повторил маневр своего двойника в авангарде, с той лишь разницей, что отскочил в другую сторону и взял на мушку меня.
Третий омоновец вбежал в комнату и ударом ноги опрокинул стол. Четвертый налетел на Захара, сбил его со стула, упал сверху. Пятый вышиб стул из-под меня. Шестой поймал меня за волосы. Седьмой выкрутил мне руки за спину и защелкнул наручники на запястьях.
Исполнители маски-шоу уложились секунд в тридцать, но было бы враньем сказать, что я «и глазом моргнуть не успел». Успел я и моргнуть ошалело, успел и подумать о многом, пока бравые омоновцы штурмовали санаторный люкс.
Первая мысль, посетившая мою седую голову, была, как водится, самой глупой и эгоистичной. Операцию захвата я связал с инцидентом в электричке и двумя искалеченными хулиганами. К чести своей, могу похвастаться – первую мысль мозг мгновенно отбраковал. Если бы возмездие настигало правонарушителей с подобной стремительностью, то преступность в нашей стране была бы давным-давно побеждена окончательно и бесповоротно. Таким образом, первая мысль не удостоилась дальнейшего обдумывания, однако изрядно повлияла на мое поведение. Зная о том, что совесть моя перед правосудием нечиста, я не стал ни сопротивляться, ни возмущаться. Покорно отдался стихии штурма. Безропотно позволил себя скрутить и сковать наручниками.
Вторая мысль вспышкой прояснила смущенное сознание и обескураженный разум в тот момент, когда завалили Захара «Ну разумеется! – думал я. – Ну, конечно! Конечно, омоновцы явились брать Захара! Уголовника, зека Захара, кого ж еще? Почем я знаю, что на нем «висит»? Захара, наверное, «пасли», «довели» до санатория и ждали удобного момента для начала операции. Толик поперся в буфет, открыл дверь и тут...».
И тут меня посетила третья мысля. Я ничего по большому счету не знаю о сегодняшнем бытии Захара Смирнова, но по такому же большому счету и про Толика я ни фига не знаю, кроме того, что он вроде как коммерсант. А вдруг менты явились за Толиком Ивановым? Могло такое быть? Вполне!
Третья мысль оказалась последней. Когда меня схватили за волосы, я думал лишь о том, сдерут с меня скальп живьем или обойдется и волосяные луковицы выдержат паровозную тягу железного омоновского хвата. Резюмировать триаду посетивших меня мыслей во время оперативного штурма санаторного люкса вкратце можно следующим образом: явились не за мной, я просто-напросто угодил под горячую руку. Но нужно вести себя как можно более скромно, ибо есть что скрывать от подмосковной милиции. Повезет – меня скоро отпустят. Последние десять лет, по крайней мере, я лично к делам и господина Смирнова, и господина Иванова никакого касательства не имею. А что они были за фрукты в годы оно, извольте, расскажу без утайки. Законопослушные были ребята до тошноты, как и я сам. Между прочим, я и сейчас ангел безгрешный, ежели забыть о налоговой полиции и нелепой утренней драке в вагоне электрички.
– На выход! Двигай! – Омоновец, что держал меня за волосы, потянул за собой. Краем глаза я заметил, как другой омоновец подбирает с полу мою голубую спортивную сумку, а еще один человек в жилете из брони переводит скованного стальными браслетами Захара из положения лежа в положение буквы Г.
Нас с Захаром вывели из номера двадцать пять в коридор второго этажа и погнали к черной лестнице. Идти пришлось согнувшись в три погибели. Выпрямиться, оглянуться
Запасная лестница имела выход, наверное, на нечто типа хозяйственного дворика с тылу санаторного здания. Едва меня выволокли на улицу и едва я увидел собственную тень на потрескавшемся асфальте, в нос ударили запахи скисшей капусты, солярки и гнилого мяса. Помимо собственной тени, я умудрился заметить впереди пару заплетающихся ног в угольно-черных брюках и догадался, что догоняю Толика, который в том же положении, что и я, то есть, согнутый пополам, трусит под опекой суровых конвоиров. Потом тень моя исчезла, растворилась в теневом пятне более внушительных размеров, я уткнулся коленями в железные ступеньки и сообразил, что ступеньки эти ведут в салон допотопного автобуса Львовского автозавода. Получив ощутимый удар по заднице, я кое-как забрался в автобус и с чужой помощью упал в проходе. Сзади заматерились. Сначала незнакомый голос матерился по-хозяйски, затем знакомый голос Захара матюгнулся сдавленно и злобно. Удар твердого по мягкому. Что-то упало. Не иначе Захар. Хлопнули автоматические автобусные двери, чихнул и затарахтел мотор. Автобус тронулся с места, и я осмелился приподнять голову.
Мы, трое, Толик, Захар и я, лежали на полу в узком проходе между автобусных сидений. Рифленые подошвы дорогих Толиных ботинок совсем рядом, руку протяни и дотронешься до них. Но и у меня, и у Толика руки скованы наручниками за спиной. Конечно, и Захар в том же положении. Я его не вижу, однако чувствую, как он ворочается сзади за мной. Омоновцы кто уже сел в пассажирские кресла, а кто еще усаживается. В позах сидящих бойцов и в движениях рассаживающихся сквозит небрежная расслабленность победителя-легкоатлета после рекордного забега на короткую дистанцию. Ребятишкам в масках есть чем гордиться. Нас повязали, вывели и ткнули носами в грязь на круг минут за семь, плюс-минус тридцать секунд. Оперативно сработали оперативники, ничего не скажешь.
– Пидор, харю опусти! – громко скомандовал кто-то, недоступный моему глазу.
Пидор – это, безусловно, я, по мнению бравого милиционера. Штаны белые, волосы длинные, «харя» без прыщей и угрей, как у дружков-омоновцев. Короче, не такой я мужик, как все, не свойский, выродок, пидор.
– Харю опусти, кому сказано!
Тыкаюсь лбом в замусоренный пол, в висках перестук, во рту тошнота, мышцы выкрученных рук мелко трясутся. Начинается отходняк. Стресс перерождается в общее недомогание взбаламученного психикой организма. Нормальная реакция обычного человеческого естества на нестандартную ситуацию. Из нас, троих пленников, сейчас, наверное, проще всего Захару. У Захара, думается мне, самый богатый опыт общения с ментами. Опыт и привычка – узда и шпоры для нервной системы и прочих систем жизнедеятельности.
С полчаса автобус катил по относительно ровной дороге. Омоновцы лениво переговаривались между собой, травили старые анекдоты и строили планы относительно сегодняшнего вечера. Я так понял, что большинство бойцов собираются вечером в ресторане кутить. «Откуда у нашей рабоче-крестьянской милиции берутся деньги на кабаки?» – успел удивиться я перед тем, как автобус круто свернул с накатанного пути и запрыгал по колдобинам. Меня подбросило вверх, швырнуло на бок, едва не перевернуло на спину, свалило обратно на живот и снова подкинуло кверху. Пытка колдобинами продолжалась минут пятнадцать. До того как автобус остановился, я дважды очень больно ударился одной и той же коленкой об пол, расшиб локоть и так приложился щекой о металлическую подпорку пассажирского сиденья, что потемнело в глазах. Однако всему приходит конец, закончились и мои дорожные муки. Допотопный гроб на колесах подпрыгнул в последний раз и замер. – Вставайте, козлы, приехали! – заорал прямо в ухо звонкий, мальчишеский голос.