Чаша цикуты. Сократ
Шрифт:
— Какова же она сейчас, наша казна? — спросил Клеопомп, сын Клиния. — По городу ходят слухи, что она давно оскудела, потому что ты много потратил денег на строительство храмов, а ещё больше — на проведение праздников, на театральные зрелища; много денег ушло на оплату судебных заседаний, на выплату участникам народных собраний. А ещё... — Клеопомп замялся.
— Что — ещё? — спросил Перикл.
— Ежегодно ты посылаешь Архидаму, пелопонесскому царю, двадцать талантов. Из государственной казны. Архидам — твой гостеприимец [95] . Говорят, будто и теперь ты послал ему деньги, чтобы он при вторжении не разрушил твои имения. Так ли это?
95
Архидам — твой
— Я должен отвечать только Клеопомпу или всем? — спросил Перикл.
Стратеги переглянулись и ответили, что Перикл должен ответить всем.
— Ладно, о казне, о слухах, об Архидаме и моих имениях, — подчинился требованию стратегов Перикл. — Уныние, в которое повергают афинян слухи об оскудении казны, напрасно и вредно.
Распространителей этих слухов нужно привлекать к суду как людей, ослабляющих нашу военную мощь в канун войны. Казна наша не оскудела. Ежегодно в неё поступает шестьсот талантов союзнической дани. Кроме того мы имеем доходы от Ливрийских рудников, государственных земель, арендуемого у нас имущества — около четырёхсот талантов. Итого у нас тысяча талантов ежегодного постоянного дохода. Сейчас в Парфеноне хранится шесть тысяч талантов серебра чеканной монетой, общая же сумма денег в казне равна девяти тысячам семистам талантам. Кроме того у нас есть нечеканное золото и серебро из частных и государственных посвятительных даров, священная утварь и мидийская добыча [96] — трон Ксеркса, золотой меч Мардония и прочее. Цена всему этому — около пятисот талантов. Прибавьте к этому сокровища других святилищ, золотые ризы Афины Парфенос, слоновую кость и драгоценные камни. Состояние нашей казны должно внушать нам бодрость, Клеопомп! Доволен ли ты моим ответом?
96
Мидийская добыча. — Мидяне — народ, населявший одну из областей Персии, Мидию. Часто слово «мидяне» употреблялось в значении «персы».
Мидийская добыча — трофеи, добытые в войнах с персами. Ксеркс I — персидский царь (485—465 до н. э.). Мардоний — персидский полководец.
— Этой частью ответа я доволен. Но ты ещё не всё сказал.
— Да, да, — согласился Перикл. — Ещё об Архидаме и моих имениях. Двадцать талантов, которые мы посылали ежегодно Архидаму, — это та небольшая цена, которую мы платили за мир. Я всегда считал, что за мир лучше платить деньгами, чем кровью. Это было давнее решение совета стратегов. Пусть Гагнон подтвердит.
— Подтверждаю, — сказал Гагнон, прославленный адмирал.
Перикл поблагодарил Гагнона кивком головы и продолжил:
— Архидам действительно мой гостеприимец. Это всем известно. Его гостеприимством пользовались в Лакедемоне все наши послы и глашатаи, а также частные лица, которые обращались к нему от моего имени. Я допускаю, что Архидам, если он вторгнется в Ахарнскую область, может оставить нетронутыми мои имения. Но не потому, что он мой гостеприимен. Он оставит мои имения нетронутыми, чтобы навредить мне в глазах афинян. И вот я клятвенно обещаю: если Архидам не разорит мои имения, а все другие разорит, я отдам мои имения Афинам. Что же касается двадцати талантов, то Архидам их больше никогда не получит.
Гагнон и Формион захлопали в ладоши, другие стратеги одобрительно закивали.
— А ты, Клеопомп? — спросил Перикл. — Удовлетворён ли ты моим ответом?
— Удовлетворён, — ответил Клеопомп.
— Теперь о наших военных силах, — сказал Перикл. — К нынешнему дню у нас обучены и вооружены тринадцать тысяч гоплитов из граждан и метэков. Кроме того, шестнадцать тысяч человек уже теперь охраняют городские стены. Зная общую длину охраняемых стен, легко определить, что на один стадий длины у нас приходится до трёхсот пятидесяти воинов, или по пятнадцать воинов на плефр. Кроме того у нас тысяча двести всадников и тысяча восемьсот пеших лучников. Из боевых кораблей на плаву у нас триста триер [97] . Этих сил достаточно, чтобы удержать Афины,
97
Триера — военный парусно-гребной корабль с. тремя рядами весел, вмещавший 200 человек команды и гребцов.
— Пластоанакта потом изгнали из Лакедемона, — напомнил Гагнон. — А его советника Клеандрида приговорили к смертной казни. Думаю, что ни Архидам, ни его советники не захотят повторить судьбу своих предшественников. Поэтому они подойдут к нашим стенам, захватив земли, которые нас кормят. Как бы нам вновь не пришлось переселяться на острова.
— Нам не придётся, — уверенно сказал Перикл. — Но овец и вьючных животных надо будет непременно переправить на Эвбею, если Архидам захватит выпасы.
Так закончился совет стратегов в Одеоне. Все предложения Перикла были приняты, подготовлен перечень вопросов для обсуждения на экклесии.
Гагнон, Формион и Перикл последними вышли из Одеона и спустились к Агоре вместе.
— Я думаю, что предстоящая экклесия должна стать последней, — сказал Гагнон. — Последней до окончания войны, — уточнил он. — Негоже, чтобы народ обсуждал все планы стратегов. Демократия хороша для обсуждения мирных вопросов, а война — дело военачальников.
— Я тоже так считаю, — поддержал Гагнона Формион. — Нельзя долго и всенародно обсуждать то, что должно решаться быстро и тайно.
— Следовало бы обсудить это на нашем совете, — сказал Перикл. — Отчего же только теперь заговорили об этом?
— Ах, Перикл, — вздохнул Гагнон. — Надоели всякие обсуждения. Ведь, в сущности, все решения, все ответственные решения, принимаешь ты один — так тебе доверяет народ и так ты умеешь управлять им. Ты глава государства и главнокомандующий. Фактически. Тем более ты должен быть им в военное время. Мы тебя к этому призываем. Только при таком положении дел мы выиграем войну с обезумевшей Спартой.
— Я уже думал об этом, — сказал в ответ Перикл. — Надо, однако, чтобы народ сам дал мне такие полномочия.
— Ты уже давно получил их, — возразил Формион.
— Возможно, — согласился Перикл. — Но одно решающее право народ оставил себе — право отстранить меня от должности в любой момент. И потому я не тиран. И тираном быть не хочу. Я не стану созывать экклесию в военное время для решения военных вопросов. Но экклесия сама имеет право собраться в любой день и лишить меня и вас власти, если мы окажемся неугодными афинянам.
— Ладно, пусть будет так, — сказал Гагнон. — Вероятно, ты всё обдумал и правильно решил: не созывать, но и не препятствовать созыву. Всё же запомни мои слова, Перикл: этим правом воспользуются твои враги.
— У нас не будет врагов, если мы выиграем войну, Гагнон.
— Хорошо, Перикл. Будем воевать и молить богов. Пусть будет так.
Ареопаг заседал дольше, чем стратеги в Одеоне. И тоже тайно. Это не было заседание суда Ареопага, хотя собрались почти все члены суда, бывшие архонты, влиятельные лица. Они не судили, они совещались, как заговорщики. Целью их заговора было лишение Перикла должности стратега. Оправданием их заговора служило то, что Перикл в канун неизбежной войны якобы опустошил государственную казну и предаёт афинян, не позволяя им первыми выступить против Пелопоннеса. Но истинная причина их вражды к Периклу была старая: утратив свою былую власть в государстве, когда воля Ареопага была едва ли не высшей волей, отставные архонты жаждали реванша. Их главным врагом была демократия и, значит, Перикл, которого они, разговаривая, не называли даже по имени — так ненавидели. Называли же его Лукоголовым, Распутником, Мотом, Трусом, Предателем, Лжестратегом, вкладывая в каждое из этих прозвищ то, что более всего оправдывало их ненависть и подогревало её, хотя все они, наверное, понимали, что преступления и пороки Перикла — вымысел и клевета. Да, в казне было меньше денег, чем могло бы быть, потому что около двух тысяч талантов ушло на строительство Пропилеи и столько же на осаду Потидеи, восставшей против Афин. Пропилеи Мнесикла — божественная красота и вечная слава гению Афин, усмирение Потидеи — удар по Пелопоннесу, подстрекающему города эллинов к отпадению от Афипского морского союза. Много денег роздано афинянам во благо им же. Но казна города не пуста. Пуста казна в Лакедемоне...