Чаша гладиатора(без ил.)
Шрифт:
И слушали его очень внимательно. Но то, что говорил лектор, совсем уже озадачило Артема Ивановича. Не доверяя своим ушам, он украдкой поглядывал на соседей. Он хотел своими глазами убедиться, что слова докладчика все воспринимают всерьез, что он не шутит. И несбыточные, как казалось Незабудному, посулы о том, каким будет район Сухоярки в ближайшие годы, всеми воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Вот в том-то и было самое удивительное. Люди вокруг Неза-будяого по-хозяйски прислушивались к тому, что сообщал лектор, подробно рассказывавший о том, каким станет Сухоярка очень скоро, и, согласно кивая,
А когда кончилась лекция, стали задавать вопросы из зала. И в том, что спрашивали люди, тоже звучала спокойная и хозяйская требовательность. Чувствовалось, что спрашивают о чем-то очень нужном, большом, на что могут предъявить права.
— Предусмотрена ли новая дорога на аэродром? А то грейдер совсем стал никуда. Час на крылышках летишь, а три до дону добираешься на колесах…
— Как в смысле рыбохозяйства на водохранилище будет? — Это спросил один из стариков в мундире почетного шахтера.
— Можно ли рассчитывать, что предприятия Сухояр-ки — все, словом, хозяйство — будут включены в общее энергокольцо? — Про то спросила полная коренастая девушка с тугими длинными косами.
— Будет ли свой театр в Сухоярке? И какой? Хорошо бы — музыкальная комедия! — спросил парень, одетый в куртку с застежкой-«молнией».
И тут все зашумели:
— А драматического тебе что, не надо?
— Ты без музыки и в театр не пойдешь?
— Кстати, — спросила седая женщина в толстых очках, — что слышно о новом помещении для музыкальной школы?
Теперешнее уже тесно.
— А как со строительством холодильника?
Что-то затянулось, — спрашивали из зала. — А солонина вот уж где сидит! Спрашивающий стукал себя ребром ладони под горло.
— Планируется ли расширение сети шахтерских профилакториев? — раздавался вопрос из другого угла зала.
На галерее встал парнишка в форме («Из горнорудного училища», — пояснил Богдан) и, прежде чем спросить, заранее уже залился краской так, что девчонки рядом с ним начали фыркать друг дружке в плечо, отворачиваясь… У мальчонки был какой-то странный двойной голос. Он то говорил низким басом, то вдруг сбивался чуть ли не на фистулу.
— Прошу сказать, — начал парнишка густым голосом, — будет ли атомная энергия, — тут он вдруг соскочил с баса на дискант, — применяться в местных условиях на угледобыче. И как стоит вопрос с подземной, — он сошел на басы, газификацией угля? А также с гидродобычей?
— Слыхал?! — Богдан восторженно ткнул локтем в бок Незабудному. — Видал, как соображает! Надо мне его будет заприметить. Ишь ты, верещит и пиликает, как дудка, а котелок варит.
Потом, когда на все вопросы даны были ответы, старики стали обступать Незабудного. Кто сразу узнал и продирался через ряды к приезжему, а кто сперва всматривался, а потом только начинал припоминать, кто перед ним.
— Артем?! Будь ты неладен! Чтоб тебя разорвало!
— Здоров, Незабудный! Недаром так тебе фамилия. Не забыл, старый. Повертался.
И каждый из стариков, проталкиваясь к Артему, еще издали здоровался:
— О-о-о, бедолага! Мы думали, совсем ты от нас отломился, Артем.
— День добрый, старый чертяка!
Старики,
Большинство из них помнил и узнавал сейчас Незабудный. Вот могучий Павло Лиходий, глава целого рода прославленных забойщиков. Вот веселый юркий Микола Семибратный. Жив еще старик, не сдается. Подошел и Макар Зелепуха, а с ним Максим Халилеев и Никита Перегуд. Все это были крепкие, двужильные старики. Трудовые и партизанские медали красовались на их мундирах с голубыми стоячими воротниками — на мундирах почетных шахтеров. Вот какие это были деды! Да и отцы они были удачливые. Едва расспросив Незабудного о том, как его здоровьичко, как доехал, все стали хвастаться успехами своих детей. Да и было чем похвастаться перед приезжим. У одного сын уже был где-то директором завода, а другой командовал за инженера на большой шахте. У этого дочь стала известной балериной и выступает сейчас в Ленинграде, в Академическом театре. Вон она какая краса-кралечка на фотографии. Юбка, правда, малость коротковата, но это уж у них такое заведение, непременный фасон. А четвертый достал из кармана письмо сына, который был в Москве заместителем министра по угольной части. И с завистью слушал рассказы этих удачливых отцов, полные чадолюбия и родительского бахвальства, навеки уже бездетный и вчера еще бездомный Артем. Ведь и с Пьером у него что-то не складывалось как надо. Не получался из Пьера Петька. Очень уж французистый был паренек.
— Что толку-то в стоячку да под сухую! — сказал старик Лиходий. — Пошли, браты, в буфет.
И Артема Незабудного повели в уютный зал, где люди толпились у стойки, блиставшей всеми традиционными ресторанными дарами. А над стойкой он увидел старые часы с кукушкой. Да, это были те самые часы, что висели когда-то в трактире, который так и звался «Подкукуев-ка», или «Кукуй». Давно уже, видно, кукушка не отсчитывала часов. Где ей было угнаться за новыми временами. Она так и застряла в окошечке своего домика, вытаращила глаза, раззявив беззвучно клюв. Откуковала, видно, свое зозуля и теперь молча уставилась из своего окошка на новую эпоху.
Но здесь, в буфете Дворца шахтера, по-прежнему встречались вечерами вышедшие на пенсию, но еще по-шумливавшие старики шахтеры.
Сдвинули столики. Артема Ивановича усадили на почетное место, в центре. И пошел большой, хороший разговор.
— Так, — сказали старики и выпили все враз. — Значит, вотрь сянте, говоришь? Ну, нэхай так. Сянте так сян-те. Будем здоровы!
Хорошо. Значит, выпили по-французски. «Вотр санте. Ваше здоровье!» По-немецки уже пили: «Прозит!»
Теперь все налили себе кружки сызнова.
— Ну, в Италии, чай, был? — спросил старик Зеле-пуха. — Давай же выпьем тогда и под итальянский разговор. Это как будет?
— У них, у итальянцев, пьют таким манером, — объяснил Артем, — сперва, стало быть, нальют и говорят: «Салюте!» А потом встают и друг дружку издаля приветствуют: «Чин-чин». Вроде как бы, мыслится, чокнулись.
— Вот и хорошо, выпьем чин-чином, — подхватил За-лепуха.
Все шло отлично. Старики были довольны.