Чаша гладиатора (с иллюстрациями)
Шрифт:
Ремка тихонько потянул его за собой в коридор общежития.
– Слушай, - зашептал он, когда они вышли.
– Ты все-таки узнай у него, кто же это разыскал? Может, он сам? Я слышал, в автобусе водитель говорил, что видел его сегодня в райцентре. Сразу, говорит, узнал. Фигура, говорит. Слушай, Пьер. А возможно, там что-нибудь осталось? Не мог же он один сразу все оттуда вытащить. Ты разузнай.
– Пошел ты к дьяволу!
– сказал вдруг Пьер.
– Не хочу я с этим связываться.
– Чего такое?
– злобно зашипел Ремка.
– Ты что это, забыл, что еще Махан есть? Он тебе в два счета напомнит, как ты обещал с ним контакт держать. Ты у меня смотри! Я только шепну, и тебе будет…
– Ничего я тебе так не говорил. Так не было совсем.
– Не говорил? А в автобусе, как ехали. И Сенька свидетель был, слышал, чего ты у магазина сказал:
«откопали»… Да мне и слушать не надо, я глазами вижу. А вот и Сеня. Слушай, Сенька…
Он внезапно захлопнул рот, увидев, что Сеня не один. С ним был отец.
– Дома дед?
– спросил Тарас Андреевич.
И, не глядя на ребят, пошел вперед, постучал в дверь, ведущую в комнату Артема. Оттуда загудел голос Неза-будного. Сеня с отцом прошли в комнату.
Туда же проследовал Пьер, которому Ремка успел шепнуть:
– Так что гляди, да не заглядывайся. Помни да не запамятовай. Ясно? Артем встал навстречу гостям. Огромная фигура его полностью заслоняла стол, на котором стоял кубок.
– Артем Иванович, - сказал прерывающимся голосом Грачик-отец, - примите обратно, очень вас прошу!.. Не знал я, когда брал, как вы эти деньги добыли… Вот он, - он показал на Сеню, - как вы ушли, все мне рассказал. Не могу я принять… Такую дорогую памятную для себя вещь из-за меня потеряли. Так не пойдет! Завтра поедем в магазин. Я вас сам свезу, в кабину сядете мою. Отпрошусь. Узнаем, кому продали. Деньги вернем. Обратно выкупим. Это же, Артем Иванович, историческая вещь… Не могу я на такое идти.
Незабудный лишь пожимал в странной веселости своими огромными плечами, как бы ничего не понимая. Только поглядывал с добродушной лукавинкой на отца и растерянного его сынишку.
– В толк что-то не возьму, о чем разговор идет?
– пробасил он.
– Насчет этого, что ли, намекаете, Тарас Андреевич?
– Он отодвинулся от стола и показал оторопевшему Сене и его отцу на серебряного гладиатора, поддерживавшего оливиновую чашу.
– Это вы в виду имеете? Так что же вы беспокоитесь? Вот он на своем месте.
– Это как же?!
– только и вырвалось у Тараса Андреевича.
– Да вот все так же.
– Незабудный был очень доволен. Давно он не был в таком настроении.
– А тот?
– решился спросить Сеня, боясь приблизиться к столу и поглядывая на кубок из-за спины отца.
– Какой это еще - тот?
– А который мы в магазине видели, когда через райцентр ехали. Значит, там не тот?.. То есть не этот?..
– Да ну тебя!
– Незабудный гулко и весело загрохотал, отмахиваясь от мальчика своей лапищей.
– Совсем ты, вижу, запутался. Тот да этот, этот да тот… Вот он тут, и весь разговор. Живы будем, когда-нибудь разберемся. Ну, что смотришь?
Огромной своей пятерней он осторожно покрыл физиономию Сени и сделал ему легонько то, что называется «смазью вселенской», захватив разом и все лицо и макушку мальчика. Сеня с деланным усилием высвобождался из этого бережного и мощного захвата.
– Ага, верткий!
– одобрил Незабудный.
– Молодец! Погоди, я тебя еще приемам научу, которых никто не знает. Любого тогда сборешь в два счета.
– Правда научите, дядя Артем?
– А что же, врать буду?
Нахмурив толстые брови и неловко двинув одним усом и тронув рукой другой, Артем Иванович сказал:
– Вы бы, хлопчики, прихватили дружка своего да на момент погулять вышли. У нас тут разговор один-Мальчики неохотно, демонстративно волоча по стульям и по полу небрежно накинутые на одно плечо пальтишки, вышли, поминутно оборачиваясь.
– Тарас Андреевич, - начал Незабудный, когда они остались вдвоем с Грачиком, - послушайте-ка меня, старого, бывалого, сорок лет вокруг да около толкавшегося. Об одном я вас попрошу. Только не обижайтесь. Дайте-ка мне, раз уж у нас такой случай с вами вышел, слово, что погуляли и хватит. И чтобы больше в рот не брать.
– Это уж верно, что хватит.
– Тарас Андреевич откашлялся, голос у него внезапно осел.
– Это ведь у тебя, Тарас Андреевич, что получается?
– перейдя на «ты», продолжал Незабудный.
– Это ведь ты на свой манер эмигрант выходишь.
– Это в каком же смысле?
– насторожился Грачик.
– От себя бежишь. Вот как умные люди объясняют. От жизни, так сказать, за границу сознательности спасаешься, где уж никакого понятия ума нет.
– Я от тоски своей спасался, когда уж мочи моей не было терпеть. А от того, что мне делать положено, где мне быть следует, от того не бегал. Это уж вы, Артем Иванович, не то… - То, брат, то! И от дела бежишь - мог бы лучше его делать. И от отцовства своего. Ведь мальчишка у тебя растет золотой. Он же на тебя так смотрит! А ты и от его глаз бежишь. И от своей совести.
– Ну, тю!
– Тарас Андреевич вскинул кудлатую голову и глянул прямо в глаза Незабудному. Кончайте, Артем Иванович. Сказал вам - не будет этого, и все.
– Ну смотри, Тарас Андреевич. Душу из тебя вытряхну, если что. Без смеха говорю. Вот возьму так, - он крепко обхватил и легко приподнял Грачика, - и душа из тебя прочь.
– Но, но… Не маленький, чай, - мрачно усмехнулся Тарас Андреевич и высвободился.
– Извини, это я так, шутю.
– А я, Артем Иванович, всерьез. Верьте слову. Сказал - точка!
Глава XX
Поединок
Сеня качнулся вперед, чтобы устоять, и потрогал место на плече, куда его больно ткнул Махан.
– Ну, еще получить хочешь? Может, для порядка подкрепить с того боку, чтобы не валился? Имей!
Сеня пошатнулся влево, но снова удержался на ногах.
– Или по зубарикам выдать? Куси! Сеня постарался устоять на месте, только облизал быстро вспухавшую губу.
– Ну и что?
– спросил он сквозь стиснутые зубы.
– Что доказал? Что сильный больно?
– Я тебя людей уважать научу!
– пригрозил Махан.
– Пора, кажется, знать, что за личность перед тобой.