Чаша гнева
Шрифт:
– Я понял, – Робер задумчиво поскреб подбородок и отдернул руку, уколовшись о щетину. – О нас судят по худшим, а не по лучшим…
– Увы, это так, – де Лапалисс сделал еще один глоток. – Про то, что мы отражаем сарацин, жертвуя своими жизнями, очень легко забывают, а любое пятнышко на белом одеянии Ордена тут же вырастает до размеров тележного колеса…
12 ноября 1207 г.
Аквитания, Бордо
Неф, носящий название "Дитя Жиронды", был стар. Он наверняка помнил поход в Святую Землю короля Ричарда. Но мачты его выглядели крепкими,
– Парус ставьте, сучьи дети! – голос Неистового Эда промчался над палубой подобно небольшому урагану, сорвав с места вздумавших было отдохнуть матросов.
– Помоги нам Божья Матерь, – перекрестился стоящий у самого борта брат Анри.
Бордо, представляющий отсюда сплошной ряд причалов с высящимися над ними церквями и чернеющей вдали городской стеной, отдалялся. Полоса желтой грязной воды между кораблем и землей становилась все шире.
Над городом, медленно выплывая над горизонтом, восходило солнце. Луна, висящая на западе, становилась все бледнее.
– Вчера по просьбе брата Анри я смотрел на небо, – тихо проговорил подошедший к Роберу брат Готье.
– И что там было? – с любопытством поинтересовался молодой нормандец.
– Луна в маназиле Аль-Яббах, или по нашему – Львиный Лоб, – ответил сержант, – знак сие весьма благоприятный. А Меркурий, особенно важный в данном случае, поскольку речь идет о путешествии, расположился в маназиле Аль-Ра-Аль-Тхубан, Голова Дракона. Здесь тоже нет ничего тревожащего. Лучи, которые бросают друг на друга планеты, не несут ничего неприятного. Так что, по воле Божией, я думаю, доплывем…
– Остается только на это надеяться, – вздохнул Робер.
Внизу, под палубой, тревожно заржала одна из лошадей, которой начавшаяся качка, судя по всему, не показалась особенно приятной.
Ветер и течение, ощутимое даже здесь, в самом устье реки, где она была на диво широка, несли неф на северо-запад, туда, где Жиронда впадает в море.
22 ноября 1207 г.
Бискайский залив, воды около острова Иль д'Йе, борт «Дитя Жиронды»
Неф трясло так, что казалось, он вот-вот развалится на куски. Волны, видимые с палубы как серые горбы с покрытыми белой пеной вершинами, били в борта с неистребимым упорством. Ветер яростно ревел, намереваясь, должно быть, сломать мачты.
– Во имя Господа! – эти слова вырвались у брата Анри, едва он оказался на палубе. – Да поможет нам Матерь Божья!
Робер был со старшим товарищем полностью согласен. Шторм бушевал вовсю, и оставалось полагаться только на божественную милость, поскольку "Дитя Жиронды" явно не предназначалось для столь суровых испытаний. Неф боролся со штормом как мог, но крепости его могло и не хватить…
Неподалеку виднелся берег, высокий и каменистый. Вокруг него клокотали буруны, и было ясно, что если корабль утонет, то даже опытному пловцу будет непросто добраться до спасительной тверди.
Небо нависало прямо над головой, темное и страшное.
Гневно
– Брат Робер, – де Лапалисс повернулся к молодому нормандцу, его лицо было совершенно спокойным. – Шторм этот послан в наказание за наши грехи. Спустимся же вниз, и помолимся Господу, чтобы он отвел от нас смерть неизбежную!
В обширном помещении, которое занимали рыцари и сержанты, было душно и пахло застарелым потом. Воины Ордена все, как один, лежали на лавках лицами вниз. На столе желтым огонечком моргала привинченная к доскам масляная лампа.
– Клянусь Святым Отремуаном, стыдно вам поддаваться страху! – сказал брат Анри с твердостью. – Все в руках Господних, и если суждено нам вступить в рать Христову именно сегодня, то ничто нас не спасет! Вставайте, сеньоры братия, и укрепим сердце молитвой!
В борт нефа ударила еще одна волна. Раздался громкий треск, пол неожиданно покосился и Де Лапалисс ухватился за стенку, чтобы не упасть. Робер с немалым трудом устоял на ногах.
Когда пол под ногами вновь встал ровно, то дверь открылась, и в нее шагнул брат Готье, невозмутимый, словно находился не внутри терзаемой морем утлой скорлупки, а в Иерусалимской Цитадели Ордена.
– Вставайте, вставайте, братья, и на молитву! – брат Анри потряс за плечо брата Симона, и тот начал подниматься. Лицо астурийца было белым, губы тряслись.
– Как же так, брат Готье, – спросил Робер у сержанта, – ты же говорил, что звезды стояли благоприятно, когда мы отплывали из Бордо, а тут такой шторм?
– Видит Господь, что разум мой слаб, – пожал плечами брат Готье, лукаво щуря темные глаза, – и я мог ошибиться. Но благоприятный прогноз вовсе не гарантирует, что шторма не будет.
– А что же он гарантирует? – с недоумением поинтересовался Робер.
– Что мы шторм, буде такой случится, спокойно переживем, – брат Готье улыбнулся. – Так что будем ждать и уповать на милость Пречистой Девы.
– Больше ничего не поделаешь, – пробурчал Робер, по примеру брата Анри опускаясь на колени.
Рыцари и сержанты затянули молитву, едва слышную в громе волн и вое ветра. Корабль содрогался, все так же грозя развалиться, но Неистовый Эд, ходящий в море с детских лет, чутким носом уловил первые признаки того, что шторм, бушующий уже почти сутки, начал слабеть…
26 ноября 1207 г.
Бретань, Ванн
Входящий в гавань корабль ковылял, точно старый калека. Находящиеся на берегу и палубах капитаны многочисленных торговых и рыбачьих судов, глядели на него со смесью восхищения и тревоги. Последние сутки никто из них не решился высунуть носа из Ваннского порта, а тревога объяснялась просто – каждый из них гадал, доплывет ли корабль с флагом Бордо на мачте до пристани, или затонет в считанных туазах от берега.