Чаша и крест
Шрифт:
— Боже мой, какая ткань, какое прекрасное платье! — воскликнула Констанция. — Так вот, значит, как теперь одеваются наши монашки!
Кровь бросилась мне в лицо. Гертруда пустилась объяснять, что вкусы мои скромны, что это она настояла на том, чтобы я приняла это платье от нее в подарок.
— Как хорошо иметь таких друзей! Да вы просто счастливица! Не знаю, кому еще из моих знакомых так повезло! — прощебетала леди Поул, хватая кубок с вином пальцами с обкусанными чуть не до крови ногтями. — Да-да-да, вам очень, ну просто очень повезло!
В словах
Остальные направились туда, где мне сейчас меньше всего хотелось бы оказаться: к огромному камину. Я осталась возле стола одна. Гертруда поманила было меня рукой, но я притворилась, что не заметила.
— Монтегю, приведите к нам Джоанну, — окликнул барона Кортни.
Тот с готовностью подошел и снова протянул мне руку. Я изо всех сил старалась держаться как можно более беззаботно. «Не будь дурой», — говорила я себе. Но… Затаив дыхание смотрела на камин, на нависающих над ним каменных львов, готовых к прыжку. И в груди у меня шевелился тошнотворный страх.
— Что-то не так, Джоанна? — спросил барон Монтегю.
— Простите меня, простите, — пробормотала я, закрывая глаза.
Он схватил меня за руку и потянул прочь от камина, повернув к остальным спиной.
— Вас тут что-то беспокоит? — спросил барон, понижая голос.
— Да, — ответила я, удивленно глядя на него. — Как вы догадались?
— Я тоже испытываю здесь некоторое беспокойство.
Огромные темные глаза барона были полны неподдельной скорби.
— Вам в этой зале тоже что-то чудится? — выпалила я, внезапно испытав к собеседнику странное доверие.
— Чудится? — изумился Монтегю. — Что вы имеете в виду?
Я сбивчиво рассказала ему обо всем, что уже дважды видела и слышала, когда смотрела на камни этого камина. Про мальчика в одеянии епископа, про страшного великана. Про звучавший со всех сторон издевательский смех.
Борон Монтегю отвел меня подальше от остальных:
— Джоанна, вам ничего не чудится, это просто ваши воспоминания. Вы уже бывали здесь, в этой зале, еще совсем малышкой, лет шести, не больше. Покойный Бекингем давал тут прием по случаю Рождества.
— А почему мой дядя устраивал прием здесь, в доме Кортни?
Барон Монтегю покачал головой, словно собирался сказать нечто такое, во что трудно поверить.
— Да потому, что «Алая роза» тогда не принадлежала Кортни. Это была лондонская резиденция герцога Бекингема. А после того как вашего дядю казнили, его имущество конфисковали. И король подарил этот дом маркизу Эксетеру. Боже мой, неужели Генри и Гертруда ничего вам не рассказали?
Я была так поражена, что лишилась дара речи.
— Герцог обожал устраивать под Рождество балы в традициях прежних времен. Существует старинная традиция:
— А странное чувство, будто я взлетаю в воздух?
— Так вы же действительно взлетали, Джоанна. Когда Бекингем заметил, что вы боитесь великана, он велел подхватить вас и поднять повыше, чтобы вы посмотрели ему в лицо. Но тот великан оказался слегка слабоумным: он испугался вас больше, чем вы его. Я очень хорошо помню, как все смеялись. Понимаю, это было жестоко, да… Боюсь, на том приеме гости немного перебрали. Это было на третий день рождественских праздников.
— Странно, что отец согласился такое со мной проделать, — сказала я, помолчав. — Он всегда был таким чутким, прекрасно понимал мой характер и чувствовал настроение дочери. Я никогда не любила быть в центре внимания. Не понимаю, почему он согласился поднять меня на потеху гостям.
— Да это сделал вовсе не ваш отец, — ответил барон Монтегю и потер виски. — Джоанна, неужели вы совсем ничего не помните? Это был я. Это я высоко поднимал вас на руках.
Я внимательно посмотрела на него и вдруг все вспомнила! Точно, тогда он был красивым черноволосым юношей лет двадцати, который постоянно смеялся надо мной и ставил мне подножки. Только теперь я поняла причину своей антипатии к барону Монтегю.
— Мне очень жаль, Джоанна, что я вас тогда напугал, — угрюмо произнес стоявший теперь передо мной — господи, совсем другой — человек. — Позвольте мне искупить свою вину. Давайте сейчас подойдем к этому камину и навсегда изгоним дурные воспоминания.
Мы вместе подошли к камину и стали смотреть на каменных львов. Теперь я ничего такого страшного в них не видела: львы как львы, только скалятся, подобно горгульям на крыше кафедрального собора. У меня словно камень с души свалился: страшные видения оказались всего лишь осколками воспоминаний. Впрочем, на кузена я теперь смотрела совсем другими глазами.
— Но почему Генри Кортни не рассказал мне истинную историю «Алой розы»? — с обидой спросила я.
— Прошу вас, не вините его, — ответил барон Монтегю все тем же успокаивающим тоном. — Возможно, Генри считал, что вы и так все знаете, но просто не хотите затрагивать столь деликатную тему. А может быть, моему другу было просто стыдно, что богатством он обязан падению вашего рода. Ему это тоже нелегко сознавать, мы живем в опасное время, когда все меняется с головокружительной быстротой.
— Так-так, я вижу, что у них все идет как по маслу! — раздался вдруг громкий женский голос.
Я обернулась и увидела улыбающуюся леди Поул, которая смотрела на нас с бароном Монтегю сияющими глазами.
— Констанция, хватит уже! Прошу вас, молчите! — предостерегающе воскликнула Гертруда Кортни.
Но леди Поул только рассмеялась:
— Ну к чему притворяться? Эти двое уже далеко не дети. Да и все мы тут люди взрослые.
«На редкость неприятная женщина», — подумала я. А вслух поинтересовалась: