Чаша и Крест
Шрифт:
Светловолосый валленец чуть нахмурился и опустил черные подогнутые ресницы.
— Но он сейчас в Круахане?
— Должно быть да. Его друг, достославный граф де Террон, иногда заходит сюда, и почтенный господин Люк тоже. Вряд ли они оставили бы своего друга в таком состоянии.
— А где сейчас лейтенант гвардейцев Шависс? — неожиданно резко спросил валленец.
Дэри вздрогнул. Этого вопроса он не ждал, и он не совсем укладывался в легенду о гонце валленского двора, приехавшем выяснять, куда делся Ланграль. К тому же валленец выказал слишком большую осведомленность в последних
"Выходит, могли", — решил наконец Дэри с новым вздохом, с невольным уважением посматривая на тонкие женственные пальцы валленца, вертевшие глиняную кружку.
— Где господин де Шависс, никто не знает. Но я полагаю, что он скрывается и нескоро появится в Круахане.
— Почему?
— Сударь, я всего лишь простой трактирщик. Я могу только повторять те слухи, о которых иногда болтают мои посетители. Говорят, что граф де Ланграль поклялся убить господина де Шависса, как только найдет его.
Валленец снова вскинул глаза, поменявшие свой цвет на темно-синий.
— Скажи, Дэри, если я напишу записку для графа де Ланграля, возьмешься ли ты ее отнести?
— Господин, — Дэри откинулся на спинку стула и сложил руки на животе, — у меня восемь детей. Прошу простить меня, но мне кажется, что вы пытаетесь втянуть меня в какие-то опасные вещи. Какое мне дело до того, что не поделили Валлена и Круахан? Я знаю только, что если гвардейцы застанут меня с таким письмом, мне не миновать камеры Фэнга.
— Послушай, — валленец чуть наклонился вперед, — хочешь, я тебе докажу, что это письмо не будет иметь ни малейшего отношения к Валлене?
— Ну что вы, сударь…
— У тебя найдется отдельная комната?
Дэри со вздохом оглянулся. Он уже тысячу раз поблагодарил небо, пославшее ему действительно мало посетителей в этот вечер. Потом он кивнул за стойку.
В маленькой комнатке под лестницей со скошенным потолком валленец обернулся к Дэри с каким-то весело-отчаянным выражением на лице. Он несколько демонстративно взял себя одной рукой за макушку и потянул ее вверх. Белые волосы отделились, уступив место медно-рыжим. Они были безжалостно стянуты и сколоты так, чтобы позволяли без труда надеть белый парик, но больше Дэри уже не сомневался в том, откуда эта тревога, которая начинала мучить его каждый раз, когда он смотрел на миловидное личико с серыми глазами.
В следующее мгновение он испуганно махнул в ее сторону рукой со скрещенными пальцами:
— Отвернись от нас всякое зло!
— Тебе сказали, что я погибла? — тихо сказала рыжая девушка, носившая запрещенное в Круахане имя Женевьева де Ламорак. — Меня вылечил… один старый колдун. Я три месяца была у него в Валлене.
Дэри долго смотрел на нее своим обычным печальным взглядом. Похудевшая и еще немного бледная, отчего глаза казались больше, чем они были на самом деле, в изысканном костюме, скроенном по валленской моде так, чтобы отовсюду свисали длинные куски ткани — концы рукавов, хвост капюшона, изящно обернутый вокруг шеи — она глядела на него почти умоляюще, обхватив одну руку другой
— Эй, Крэсси, — буркнул Дэри слуге через приоткрытую дверь. — Принеси перо и чернила.
Дэри не шел, а почти бежал по переулкам возле Медного рынка, что было очень непросто при его толщине. Дождь только что закончился, но камни мостовой были скользкими, и несколько раз он чуть не шлепнулся в лужу под радостный хохот стайки мальчишек. То и дело он срывался на мелкую рысь, отдуваясь и вытирая лоб.
Но он не мог не бежать — до того места, куда он направлялся, было в два раза дольше идти, чем до дома, где квартировал Ланграль, и Женевьева могла что-то заподозрить.
"У меня восемь детей", — снова повторил про себя Дэри. — "Я больше не могу, когда раз в неделю ко мне вламываются гвардейцы, бьют посуду, пристают к моей старшей дочери и отнимают всю недельную выручку".
Почему-то он представил перед собой не Женевьеву, которая теперь явно ходила из угла в угол в маленькой комнатке, где можно было сделать только три шага в одну сторону и столько же обратно, а спокойное, полной холодной уверенности в своей правоте лицо Ланграля. Это лицо было воплощением того, что он все реже и реже видел в круаханских дворянах, а после воцарения Моргана так вообще почти ни разу.
"Хватит, — пробормотал Дэри почти вслух, переводя дыхание, — когда тебя семь лет постоянно унижают, слово "честь" само по себе теряет ценность. Остается только "чтобы не трогали".
Он свернул в очередной узкий переулок, грязный и пропахший прокисшей кожей, и остановившись у очередного неприметного дома с толстой деревянной дверью, четырежды стукнул в нее дверным молотком — три раза, потом еще один. Маленькое окошко со скрипом приоткрылось, словно кто-то долго изучал его, стоящего перед дверью, тяжело дышащего, с катящимися по лбу и щекам крупными каплями пота. Потом дверь тоже заскрипела и приоткрылась, образовав щель.
Дэри потянул ее на себя и вошел.
Внутри было темно и запущенно. На погасшем камине горела одинокая свеча в заляпанном воском подсвечнике. Комната была пуста и заросла под потолком паутиной. У камина стояло единственное кресло, в котором покачивался темный силуэт человека, уронившего голову на грудь. В углу находилась целая батарея бутылок — очевидно, пустых. Еще одна початая бутылка стояла на полу рядом с креслом.
Шависс, сидевший в кресле, открыл глаза и с трудом направил свой расплывающийся взгляд на Дэри.
— Чего притащился, дырявый бочонок? — процедил он невнятно и сквозь зубы, поскольку как раз ухватил горлышко бутылки, пытаясь из него глотнуть.
— Вы сами просили меня прийти, господин лейтенант, если я узнаю что-то интересное.
— Что ты… способен узнать, толстое пугало? Ты принес деньги?
— Нет, ваша светлость, — сказал Дэри и твердо прибавил: — Мне кажется, что я принес вам настолько интересные вести, что могу потребовать взамен никогда больше не отдавать вам никаких денег.