Чаша и Крест
Шрифт:
— Видимо, действительно не подозреваю.
— Какое-то время назад, когда мне казалось, что моя жизнь закончена… сначала я хотела только разрушать и убивать. Мне хотелось, чтобы другие были так же несчастны, как и я. Я придумала себе врагов и хотела, чтобы они склонились передо мной… перед моим Орденом.
— Не сомневаюсь, что у вас это получилось. Как получается все, за что вы беретесь, — в голосе Гвендора не было иронии. Он внимательно смотрел на склонившуюся над ним Рандалин. Словно какая-то сила притягивала их друг к другу, заставляя ее
— Но от этого стало еще хуже, — продолжала она. — Когда у тебя в душе собственный ад, то не поможет, если ты будешь создавать нечто подобное вокруг. И тогда я вернулась в Валлену, и три года помогала лекарям в городской больнице. Скил говорит, что у меня есть кое-какие способности. На самом деле я делала это только для себя. Только это помогло мне выжить. ли в моей постели… качнулась к нему. ающих тайн. рубашки. и, на мгновение прикрыв гл
— Когда-нибудь вы мне расскажете о своей жизни, Рандалин?
— Конечно. А вы мне — о своей. Не сомневаюсь, — она снова радостно улыбнулась, — что в вашей жизни много захватывающих тайн.
Лицо Гвендора внезапно изменилось так сильно, что она испуганно качнулась к нему.
— Вам плохо? Что с вами?
— Рандалин, — сказал он хрипло, — я очень виноват перед вами… Вы… никогда меня не простите…
— Конечно, — она все еще пыталась шутить, — как можно простить, что вы почти три недели пролежали в моей постели. Без всякого удовольствия для меня.
— Нет, — он покачал головой, но было видно, что ему трудно шевелить губами, — я, наверно, никогда не смогу сказать вам… Рандалин.
Но они были уже слишком близко друг от друга. Она почти лежала у него на груди, упираясь руками в его подушку. Гвендор уже ничего не мог говорить — задохнувшись от счастья, он проводил пальцами по ее волосам. Когда рука с двумя пальцами скользнула по ее щеке, Рандалин быстро повернула голову и прижалась к ней губами. Он вздрогнул и притянул ее к себе.
В камере Эмайны все было по-другому — там они обнимались из последних сил, от отчаяния, ожидая каждую секунду, что их оторвут друг от друга. Здесь же они медленно, невыносимо медленно касались губами и языком, продлевая каждое прикосновение.
Я не выдержал и что-то забормотал, изображая медленное пробуждение. Гвендор моментально убрал руку с ее затылка, но Рандалин отстранилась неторопливо, особенно не скрываясь.
Я настолько не знал, что сказать, что был искренне рад, когда в дверь нетерпеливо заколотили.
— Мадонна, откройте! — раздался голос Санцио. — У меня важное сообщение.
Рандалин наконец выпрямилась, но вставать с края постели Гвендора не собиралась.
— Настолько важное, — сказала она ядовитым голосом, — что вы не замечаете, что дверь открыта?
Санцио застыл на пороге. Его брови трагически поднялись, когда он увидел представшую перед ним картину. С одной стороны, он родился в Валлене, поэтому ему
— Магистрат требует вас немедленно явиться, мадонна, — только и сказал он, глядя на Гвендора с великолепным отвращением.
Рандалин неохотно встала. Но что бы мы ни говорили об отсутствии дисциплины и полной безалаберности у чашников, протестовать она не стала.
— Вы забыли, Санцио, — сказала она ледяным голосом, — что я тоже член магистрата. Поэтому меня можно только приглашать.
— К сожалению, мадонна, я произношу именно то, что меня просили передать. Ничем не могу помочь.
Рандалин поглядела на встревоженное лицо Гвендора, и теперь уже привычная лучезарная улыбка осветила ее лицо.
— Я скоро вернусь, — сказала она. — Мне кажется, вам действительно было бы полезно ненадолго встать, Великий Магистр. Мы придумаем какое-нибудь интересное занятие на вечер, правда?
И она стремительно вышла вслед за Санцио
Гвендор действительно собрался встать и долго препирался с Бэрдом, упорно не желающим его отпускать и тем более принести парадный костюм, ведь это означало, что Великий Магистр собирается показаться на публике. В самый разгар перебранки явился Жерар со странным выражением лица.
— Не вижу должного внимания к моей персоне, — сказал он через некоторое время, послушав бесконечное ворчание Бэрда. — Я ведь, мои мессиры, посланник, и не чей-нибудь, а блистательной Рандалин.
Гвендор повернулся к нему так резко, что Бэрд, закалывающий на его плечах белый плащ, не успел следом и рванул ткань так, что она затрещала.
— Что она просила передать?
— Я встретил блистательную Рандалин на Устричной улице. Она шла с таким выражением лица, будто только что наелась хины и закусила лимоном. Но когда она заметила своего скромного посланника, то есть меня, то заулыбалась так нежно, что все окрестные улицы словно осветило солнце. Так ведь принято говорить в этом слащавом городе?
Он сел в кресло, которое я занимал утром и нацелился положить сапоги на стол, но не смог дотянуться.
— Похоже, все-таки мне удалось поразить ее сердце. Только в театр сегодня вечером она пригласила почему-то не меня, а Гвендора. Наверно, она решила поговорить с ним обо мне.
— Что ты сказал? В театр? — переспросил Бэрд, нахмурившись.
— Блистательная Рандалин сказала, — терпеливо сказал Жерар своим скрипучим голосом, — что сегодня вечером в главном театре Валлены состоится премьера пьесы господина Люка "Смерть в гареме". Она, то есть блистательная Рандалин, будет счастлива, если Великий Магистр сможет насладиться этим шедевром из ее личной ложи.