Чаша и Крест
Шрифт:
Он неловко потряс кости в одной руке, и бросок тоже вышел какой-то смазанный и некрасивый. Поэтому все вскользь смотрели на стол и не сразу смогли осознать то, что увидели.
Шесть и шесть.
Лоциус попятился назад, пока не ударился со всей силы спиной о стену.
Гвендор еле слышно вздохнул
— А я, к сожалению, побеждаю всегда. Причем не только соперников, а всех без разбора. Иногда меня это напрягало, но теперь я по крайней мере вижу, что это неплохой способ сэкономить.
Его непроницаемый изучающий взгляд
В карете она не произнесла ни слова, и Гвендор тоже молчал. А ехали мы долго — в загородную резиденцию путь был неблизкий, и дождь все лил, заставляя лошадей спотыкаться.
Гвендор вышел из кареты и протянул Рандалин руку, на которую снова предусмотрительно набросил плащ. Но она вышла, намеренно ее игнорируя и вцепившись рукой в притолоку.
— Вас не интересует, куда я вас привез, миледи Рандалин?
— Нет, — коротко сказала она. — Моя жизнь принадлежит вам, так что любопытство абсолютно излишне.
Несколько мгновений он изучал ее замкнувшееся лицо с плотно сжатыми губами.
— Вы разумно понятливы. Ну что же, тогда пойдемте. Мне не терпится вступить во владение своим выигрышем.
Она еще могла возразить, возмутиться, заплакать, попробовать убежать, в конце концов, но она не шевелилась, думая о чем-то своем. Неожиданно я понял, что ее так беспокоит — то, что судьба посредством тавлы признала ее неправой.
Мы поднялись наверх в одну из гостевых спален. Я снова невольно порадовался тому, что все наши приключения приходятся или на очень поздний, или ранний час, когда все спят. Я так и не понимал, что задумал Гвендор, поэтому молча тащился за ними по узкой лестнице. Наверно, мне давно следовало незаметно уйти в сторону, но я хорошо помнил опасный блеск в глазах Рандалин, выходившей из кареты.
В середине коридора Гвендор, шедший первым, остановился и толкнул дверь. В открывшемся проеме было прекрасно заметно, что половину комнаты занимает роскошная двуспальная кровать. Рандалин при взгляде на нее вздрогнула, как от шока, но буквально через секунду к ней вернулось ее прежнее беспокойное и погруженное внутрь себя выражение.
Так мы и стояли — Гвендор, прислонившийся к дверному косяку, Рандалин, посередине коридора, скрестив руки на груди, и я, замыкавший наше странное шествие. Я не очень умел разбираться в таких вещах, но я был уверен, что воздух звенит от скопившегося напряжения.
— Странно, что вы ничего не говорите, миледи Рандалин, — сказал наконец Гвендор. — Вам положено давно уже вылить все имеющееся у вас в арсенале презрение на голову несчастного командора крестоносцев.
— Я пытаюсь оценить его будущие поступки, — медленно произнесла Рандалин, намеренно отвернувшись от приоткрытой двери. — От этого зависит степень моего презрения.
— А как вы представляете себе мои дальнейшие действия? Если бы вы были на моем месте, то что бы вы сделали?
— Мне трудно решить.
— В самом деле? Если учесть, что вы много раз демонстрировали мне, что я вам противен и что моя внешность вас отпугивает? Не кажется ли вам, что я могу наконец-то захотеть получить реванш?
Если бы я мог остановить мгновение и навсегда оставить образ этих двоих перед собой, то я выбрал бы именно эту секунду — гордо вскинутую голову Рандалин, стиснувшей зубы и глядящей в никуда, и обращенный на нее взгляд Гвендора, полный тоски и сдавленного влечения, которое разгоралось сильнее, когда он понял, что она не смотрит в его сторону.
— У вас есть на это право, — сказала Рандалин, почти не шевеля губами.
— И я буду счастлив им воспользоваться, — Гвендор сделал приглашающий жест, провожая ее в спальню. Я не отрывал глаз от его лица и понимал, что он намеренно затягивает эту ситуацию не из-за смутного удовольствия — он запоминал каждое ее движение. Огромная расстеленная постель лежала перед ним, как самое явное из возможных искушений.
— Мне кажется, что если вы уснете спокойным сном без сновидений в моем доме, — произнес наконец Гвендор, прикладывая руку к плечу в обычном орденском поклоне, — то это будет неплохим реваншем. Доброй ночи, миледи Рандалин.
И он с силой нажал на ручку двери, плотно прикрывая ее за собой.
Он приехал под утро — когда солнце еще не встало, но уже посветлело настолько, что это время суток сложно назвать ночью. Он заметно торопился — наверно, именно потому, что такие гости являются обычно под покровом темноты. Он неплохо представлял себе расположение комнат в орденской резиденции, поэтому сразу нашел кабинет, где мы с Гвендором сидели, коротая остаток ночи. Вернее, это Гвендор невозмутимо сидел в кресле, пуская к потолку дым, а я расхаживал по кабинету, тщетно пытаясь собраться с мыслями. Я чувствовал, будто что-то скверное вертится у меня в голове, но все время ускользает. И когда наш слишком поздний или чересчур ранний гость появился на пороге, не постучав, я понял, что додумывать мысль до конца уже не нужно.
Он коротко выдохнул вместо приветствия и бросил на стол шляпу и перчатки. Судя по его костюму, ехать ему приходилось быстро и зачастую менять лошадей где попало.
— Здравствуйте, Эрмод, — сказал Гвендор, на мгновение вытаскивая изо рта черенок трубки. Излишне было говорить, что он сидел спиной к двери и поэтому не видел лица вошедшего. — Хорошая ли погода теперь на Эмайне?
Эрмода я знал довольно неплохо, но только понаслышке. И мало кто в Ордене горел стремлением узнать его ближе, поскольку он был личным судебным приставом магистрата.