Чаша и Крест

Семенова Вера Валерьевна

— А ты?

— Я тоже задержался, — степенно сказал Жерар. — Только за портьерой.

На его лице неожиданно появилось выражение легкого смущения, которое возрастало по мере того, как мы вдвоем долго на него смотрели.

— Вот сами бы туда и шли! — закричал он наконец. — В первую очередь великий и непобедимый командор Круахана. Он, наверно, больше привык к таким сценам. А мне не очень нравится, когда женщины рыдают в моем присутствии.

— Что ты ей сказал? — я сам поразился тому, как неожиданно резко прозвучал мой голос.

— Ты полагаешь, я успел? —

Жерар возмущенно всплеснул руками. — Сам попробуй ей что-нибудь скажи! Сначала она хватает расписки, все перелистывает, потом ударяется в рыдания, потом, когда замечает меня за портьерой, кидается подсвечником. Между прочим, это покушение на убийство. Нет, я просто заслуживаю немедленного и всемерного поощрения. Где Гвендор? Сегодня утром я рисковал жизнью ради него.

Мы с Бэрдом мрачно переглянулись.

— Считай, что это было в последний раз, — пробормотал Бэрд, опуская голову.

— Что значит в последний? Бэрдик, жара вроде спала, а ты по-прежнему выражаешься так, будто у тебя плавятся мозги. Куда вы дели Гвендора? Только не говорите мне, что устроили внутренний переворот с целью захвата власти. У вас на это не хватит умственных способностей.

Я давно уже слышал на заднем фоне стук каблуков по лестнице, поэтому не удивился, когда Рандалин распахнула дверь и остановилась на пороге.

Если бы Жерар не разглагольствовал во всеуслышание о том, что совсем недавно она обливалась слезами, я никогда бы в это не поверил. Чуть припухшие веки, покрытые более толстым слоем краски, чем обычно — но это было характерно для женщин из Валлены и никого не удивляло. Плотно сжатые губы и подчеркнуто равнодушное выражение лица тем более исключали всякую мысль о слезах или вообще каком бы то ни было проявлении слабости. Из всех присутствующих она смотрела в основном на меня, приподняв подбородок, и взгляд ее скользил чуть сверху. Не то чтобы он выражал легкое превосходство, я понимал, что это скорее всего придуманная маска, но сдержать вскипающее раздражение было трудно.

— Я вообще ничем не занимаюсь, кроме летописей Ордена, — услышал я свой неожиданно сварливый голос. — Именно в этот момент я записываю очередной факт. Хотите послушать?

В основном я обращался к Рандалин.

— Я польщена оказанной честью.

— Двадцать пятого июня сего года бывший командор Круахана, именуемый Гвендором….

Жерар расширил глаза и невольно сделал шаг вперед.

— … был арестован по приговору пяти командорств и отправлен в Эмайну для предания скорейшему суду. Судьба командорства в Круахане будет решаться отдельно. Приговор, выдвинутый магистратом, гласил — предательство интересов Ордена и тесное взаимодействие с его врагами.

Жерар неожиданно издал глухой звук и метнулся в сторону Рандалин. Судя по вытянутым вперед рукам, он пытался вцепиться ей в горло. Но она довольно ловко уклонилась вбок и точным движением стукнула его по лодыжке, заставив свалиться на пол.

— Сука! — захрипел Жерар, хватаясь за ногу. — Это из-за тебя… ты….!

Он вообще употребил несколько таких выражений, которые я не посмел бы перенести на бумагу просто потому, что

не люблю издеваться над белыми листами, которые ни в чем не повинны. И несмотря на то, что я во многом был согласен, что все произошло из-за Рандалин, у меня в мозгу подобное определение с ней не вязалось.

Воспользовавшись моим молчанием и нашим общим замешательством, она подошла к секретеру и оперлась на него.

— Гвендора арестовали? — спросила она с непонятной интонацией.

— Я должен еще раз повторить?

— И вы позволили это сделать? — она смотрела на меня, приподняв брови. — И он сам просто так сдался на милость вашего драгоценного магистрата?

— А как поступают чашники, когда их обвиняют в измене интересам ордена?

Рандалин слегка нахмурилась.

— У нас лишают ранга и объявляют вне закона.

— Потому что у вас Орден не несет ответственности за каждого.

— Ну что же, — Рандалин уперла руку в бедро, язвительно усмехаясь. — Тогда вам нечего беспокоиться за своего командора. Он в надежных руках тех, кто исполнен ответственности за его судьбу.

— Считаешь себя очень остроумной, да? — прохрипел Жерар, садясь на полу и стискивая руками лодыжку.

— Следую примеру тех, кто имеет обыкновение подглядывать за спящими женщинами.

— Больно ты мне сдалась! Если бы не Гвендор… И что он только в тебе нашел. Из-за какой-то…

Я предостерегающе приподнялся.

— Нечего на меня пялиться! — продолжал Жерар, растирая ногу и кривя губы. Если бы он был способен заплакать, то слезы уже давно катились бы по его лицу, а так оно просто исказилось до неузнаваемости — брови изогнулись, а уголки губ растянулись, словно в улыбке. — Вот почитай, что там Торстейн сжимает в руках. Может, хоть тогда тебя проймет.

Я испуганно перевел глаза на листы, которые действительно все еще не выпускал из рук.

Рандалин мягко потянула за кончик бумаги.

Я прекрасно знал, что там написано, но невольно опустил глаза, чтобы не видеть ее выражения лица.

Она проходит, не оглянувшись.

Безответная любовь.

Какое счастье.

В каждом взмахе ресниц новый мир.

Почему же так больно,

Когда она смотрит?

— Что это такое? — спросила она, на мгновение поднимая глаза.

— Видимо, стихи, — сказал я честно.

— Стихи? — отозвалась она недоверчиво. — Я никогда таких не читала.

— Я тоже.

Огонь разгорается под ретортой.

Но золото в тигле тусклее,

Чем ее волосы.

Пусть ее сны всегда будут спокойны

Так, как сейчас в моем доме.

Хоть без меня.

Рандалин медленно опустила бумаги, переводя взгляд с моего лица на Бэрда, потом на сидящего на полу Жерара и обратно. Трудно было что-либо понять на этом накрашенном лице, неожиданно напомнившем мне лицо валленского актера Люка — казалось, что краска выступила на нем особенно сильно.