Часослов Бориса Годунова
Шрифт:
– Мадам, не хотите ли чашку чаю? У меня есть очень хороший чай – «Лондонское утро».
– Чаю? – Ляля взглянула на него искоса. – Ты же знаешь, Профессор, я чаю не пью… мне бы этого… сам знаешь…
– Но, мадам, это вам повредит… – протянул Профессор. – Это может испортить ваш голос, и вообще…
– Профессор, ты мне друг или нет?
– Но, мадам, вы знаете, что друг… самый преданный друг… другого такого у вас нет…
– А тогда – налей!
Профессор тяжело вздохнул, проковылял к одному из своих шкафчиков, достал оттуда
– Ну вот, мадам… раз уж вы настаиваете…
– И себе! – строго заявила Ляля. – Не буду же я одна пить! Я еще до такого не дошла!
– А ваша подруга? – хозяин покосился на Ирину. – Может быть, она составит вам компанию?
– Не, она точно не будет. Себе наливай!
– Но, мадам, вы знаете, мне нельзя…
– Ты мне друг или нет?
– Друг, конечно, друг!
– Тогда пей!
Профессор снова тяжело вздохнул и достал из шкафчика второй стакан. Вдруг он забеспокоился и показал на окно:
– Смотрите-ка, мадам, кто-то пришел! Это не тот ли человек, который за вами гнался?
Ляля повернулась к окну. Профессор в то же мгновение достал из шкафчика бутылку минеральной воды, наполнил из нее стакан и снова спрятал бутылку.
– Никого не вижу! – проговорила Ляля, разочарованно отвернувшись от окна.
– Значит, показалось! – Профессор подал ей стакан, второй, с минералкой, поднял к потолку и провозгласил:
– За ваше славное прошлое, мадам!
С этими словами он опустошил стакан, незаметно подмигнув Ирине.
Ляля тоже осушила свой стакан, глаза ее в ту же минуту остекленели, она, пошатываясь, подошла к койке, повалилась на нее и заснула, издавая богатырский храп.
Профессор заботливо накрыл ее пледом, повернулся к Ирине и проговорил со вздохом:
– Ничего не поделаешь… нельзя ей пить, но я не могу ей отказать! Ни в чем не могу! Хотя и знаю, что это ей очень вредно, но не могу. Она это знает и пользуется моей слабостью. А какая была актриса!
– Актриса? – удивленно переспросила Ирина.
– Конечно! А вы не знали?
– Понятия не имела! Я ведь с ней только сегодня познакомилась! Часа не прошло!
– Вот как? Тогда подождите, я вам сейчас покажу…
Он открыл другой шкафчик и достал оттуда сложенный вчетверо глянцевый лист. Развернул его – и Ирина увидела немного выцветшую афишу.
На этой афише была изображена молодая женщина в ярком концертном платье. Подпись снизу гласила, что это – актриса Елена Лепесткова и что ее сольный концерт состоится двадцать пятого июня в Доме культуры работников пищевой промышленности. Год не был указан, но по фасону платья и по многочисленным второстепенным деталям Ирина предположила, что это восьмидесятые годы.
При всем желании Ирина не могла найти в женщине с афиши даже отдаленного сходства с Лялей. Конечно, прошло много лет, но все же должно хоть что-то остаться!
– Вы уверены, что она? – спросила она с сомнением.
– Еще бы мне не быть уверенным! – воскликнул Профессор. – Я не пропустил ни одного ее спектакля! Ни одного концерта! Какая это была актриса! Настоящая звезда! Какой голос! Какое обаяние! Какие она срывала аплодисменты!
– И что же случилось? – В голосе Ирины против ее воли прозвучало резонное недоверие. – Как же она докатилась до такого? – Она показала глазами на продавленную койку, откуда слышался немелодичный Лялин храп.
– О, это настоящая трагедия! – Иринин собеседник подсел к столу и снова попил водички. – Я расскажу…
– Я вообще-то тороплюсь… – Ирина поерзала на шатком стуле.
– Молодые всегда куда-то торопятся, – грустно сказал Профессор, – а нам уже торопиться некуда. Никто нас не ждет, никто поздно вечером не сидит у окна, высматривая поздних прохожих, никто не подбегает к двери, вслушиваясь в шум поднимающегося лифта. Вот он едет, едет… вдруг остановится на нашем этаже? Но нет, поехал выше… Никто не сидит перед телефоном, застыв от напряжения, а мерзкий аппарат только усмехается и молчит, молчит…
«Да он прямо поэт, – мысленно усмехнулась Ирина, – ишь, как здорово излагает».
Профессор вдруг бросил на нее быстрый внимательный взгляд, и у Ирины едва хватило времени придать своему лицу соответствующее выражение.
– Вижу, что вы хорошая девушка, – сказал Профессор совершенно другим голосом, – потому что Ляля, она… как бы это сказать… она в людях совершенно не разбирается. За ней надо присматривать, у нее с головой проблемы.
– Вижу уж… – Ирина снова кивнула на койку.
– Это не причина, а следствие, – вздохнул Профессор, – это у нее после аварии случилось…
– Аварии?
– Будете слушать или уж идите, если торопитесь, – строго сказал Профессор, – я вас не держу.
Ирина устыдилась, вспомнив, что, как ни крути, а Ляля спасла ей жизнь, так что можно проявить малую толику внимания и выслушать Профессора. Тем более, и правда интересно, неужели Ляля в молодости актрисой была…
– Значит, Елена Лепесткова… – начал он, – красавица, талантливая, мало того что драматическая актриса, так еще бог дал ей прекрасный голос. Она играла в театре, пела там, танцевала, ее заметил один тогда довольно известный режиссер, дал главную роль в своем фильме, фильм победил в Каннах…
– Неужели в Каннах? – недоверчиво переспросила Ирина. – На том самом фестивале?
– Представьте себе! Вот тут-то все и началось. Признание, интервью с зарубежными журналистами, пресса там просто с ума сошла. Да еще бесконечные фотографии – такую красивую и фотогеничную актрису все захотели снимать. В общем, познакомилась она там с одним фотографом. Помню фамилию, он потом большой известности добился, но называть не буду, потому что он давно умер, говорили, что от передоза, но кто его знает, как на самом деле было.