Часовой Армагеддона. Разводящий Апокалипсиса
Шрифт:
— Вижу, — согласился Валентин. — Смерть. Хорошо, что у меня не было с собой моделятора.
— Ты вверх и вниз посмотри, — продолжал Баратынский, пропустив шутку мимо ушей. — Я не просто реальный момент промоделировал, я все варианты проиграл. И с ранним включением Обруча, и с поздним. Если включаться раньше, Габриэль успевает обнаружить воздействие и блокирует его к чертовой матери. Т-буря гасит Шкатулку, оператор мертв. Если включаться позже, Обруч уже не работает — опять же Т-буря. Габриэль гасит Георга, Т-буря разносит
Валентин пожал плечами:
— Ну так я же включился не раньше и не позже, а в самый тот момент.
— Верно, — усмехнулся Баратынский. — В самый тот. Я его специально несколько раз прогнал. Помнишь свой последний сон?
Плечи Валентина дрогнули. Да уж, поди забудь такое.
— Но на самом-то деле я жив! — воскликнул он, отгоняя страх. — Может быть, моделятор чего напутал?
— Напутал! — передразнил его Баратынский. — Погоду на всей Панге моделирует — не путает, действия тальменов моделирует — не путает, а дошел до Шеллера — и напутал. Держи карман шире!
Валентин фыркнул:
— Тальмены для меня не указ. Кстати, ты катастрофу в Гельвеции моделировал?
— А как же, — усмехнулся Баратынский. — Там все сошлось один в один. Между прочим, на дублях сошлось, безо всякого оригинала.
— А сейчас? — оживился Валентин. — Сейчас что на дублях получалось?
— Дык то же самое! — вскричал Баратынский, вскакивая на ноги и потрясая руками. — То же самое! Открытие мировой важности, дубли лучше оригиналов!
— Поздравляю, — сухо произнес Валентин.
— Рано еще, — мигом остановился Баратынский. — Хоть дубли и лучше, а все равно с ними фигня получается. Не сходится модель! Между прочим, это первый раз за всю историю моделирования.
— А велика ли история? — осведомился Валентин.
— Да так себе, — ответил Баратынский, презрительно сплевывая. — Лет пятьсот.
Валентин поднял брови:
— Ты что, уже пятьсот лет?..
Баратынский покрутил пальцем у виска.
— На тебя Армагеддоны плохо влияют, — сообщил он. — Я ж тебя беломором угощал, тем самым, с Земли! Думаешь, его за пятьсот лет не скурили бы? Я, к твоему сведению, уже третий оператор.
— А остальные два? — тут же спросил Валентин. — Может, у них что другое получится?
— Может быть, — согласился Баратынский. — Да только Афанасий, царство ему небесное, еще двести лет назад оставил этот мир, уверовав, что после смерти мы все окажемся на Земле. А Чанг, второй оператор, уже пробовал на дублях — и никакой разницы не обнаружил. Впрочем, если хочешь, можем попробовать и на оригинале…
— Стоп, стоп! — воскликнул Валентин. — Время! Уже четыре, что вы тут за час намоделируете?! В другой раз как-нибудь!
— А я думал — тебе понравилось, — ехидно заметил Баратынский.
— Тьфу ты! — ругнулся Валентин. — Значит, первый раз за всю историю модель не сходится. Ну никак не сходится, хоть фейсом об тэйбл. И что же это может значить?
— Дык ничего хорошего, братишка, — Баратынский с размаху уселся на стул и наклонился вперед, заглядывая Валентину в глаза. — Как говорится, два варианта. Один плохой, а другой хуже некуда.
Чего и следовало ожидать, подумал Валентин. После всех этих тайглов, Не-Биллов и прочих сегодняшних гадостей.
— Ну? — сказал он, видя, что Баратынский не решается говорить дальше.
— Ну, — ответил тот, собираясь с мыслями. — Первый, просто плохой вариант понятен — ты вовсе не Шеллер.
— Да? — язвительно поинтересовался Валентин. — А кто же я?
— Какая разница, — махнул рукой Баратынский. — Ты околачивался где-то в окрестностях Ампера, попал в Т-бурю, получил хрен знает каким способом — пошарь в архиве, там и не такое отыщешь, — ментальную проекцию настоящего Шеллера и стал им, точь-в-точь как настоящий. Только одно различие — не участвовал ты в драке тальменов, а потому и модель не сходится.
Валентин почувствовал легкий озноб. Это что, просто плохой вариант? Какой же тогда — хуже некуда?
— Ты наверх об этом докладывал? — дрогнувшим голосом спросил Валентин.
— Санчесу, что ли? — уточнил Баратынский. — Да первым делом! Он и так тебя побаивался, а теперь, держу пари, по ночам в холодном поту просыпается. Вот пусть себе и боится; а мы с тобой должны смотреть правде в лицо.
— То есть? — не понял Валентин.
— Ну не верю я, что ты — двойник, — развел руками Баратынский. — Ты уж извини, братишка — больно ты на самого себя смахиваешь. Так что слушай второй вариант. Катастрофа в Ампере — искусственный процесс.
Тоже мне, открытие, подумал Валентин. Разумеется, искусственный, его же Хеор подготовил, в компании с Незримыми. Какое это имеет отношение к моделированию?
— Что значит — искусственный? — спросил он. — В том смысле, что катастрофу кто-то подстроил?
Баратынский фыркнул:
— Ну разумеется, подстроил! Просто так три тальмена и один богоизбранный факир в смертельной битве не встретятся! Тут и ежу понятно, что все подстроено, и не по одному разу.
— Тогда в чем подвох? — поинтересовался Валентин.
— Разница между естественными и искусственными процессами, — назидательно произнес Баратынский, — заключается в том, что искусственные процессы полностью обусловлены внешними по отношению к ним силами.
— А естественные что, нет? — тут же возразил Валентин. — Вот мне камень на голову падает — чем сила тяжести не внешняя сила?
— Какая же она внешняя, — фыркнул Баратынский. — Она не только камень тебе в лоб обеспечивает, а еще и тебя к земле прижимает. Вот если на тебя целую вагонетку высыпать, и ни один камень тебе в темечко не прилетит, вот тогда это и будут внешние силы.