Часовой Армагеддона. Разводящий Апокалипсиса
Шрифт:
— А во-вторых… — Максим замялся. — Видите ли, несмотря на то, что Великий Черный мертв, мы должны довершить начатое им дело. Поэтому было бы логично, если бы вы перенастроили замок на одного из нас… по вашему выбору.
— А это еще зачем? — удивился Валентин.
— Монета, — терпеливо пояснил Максим, — Вы ведь заколдованы, не так ли? Думаю, вам не слишком понравилось убивать; представляете, что будет, если вы подключите к этому делу весь замок?
— Вторая монета, — пробормотал Валентин. Действительно, я как-то слишком легко сбросил ее со счетов. А что, если она и в Эбо сработает?
— Так что вы решили? — настаивал Максим. — Я предложил самый удобный для вас вариант. Вам не придется участвовать в самой операции. Более того, мы можем предоставить вам изолированное помещение и обеспечить вашу безопасность…
Валентин выпучил на Максима глаза. Он что, издевается? Нет, Максим был убийственно серьезен. Он, судя по всему, сам верил тому, что говорил.
Валентин приложил отчаянные усилия, чтобы сдержать смех. Не вышло.
— Безопасность, — захихикал он, давясь смехом. — Освободив слуг, отдав замок и севши в камеру! Безопаснее разве что в гробу!
Максим сдвинул брови, очевидно, пытаясь вникнуть в суть высказанных возражений.
— Прошу прощения, — сказал он виновато. — Я забыл отметить, что заклятье общей судьбы вы можете снять в последнюю очередь.
— Максим, дружище, — Валентин никак не мог перестать смеяться, — да вы которого века землянин-то? Вы хоть соображаете, где мы с вами находимся? Это же Панга, а не Лига Наций! — Он выразительно постучал себя по лбу и расхохотался.
Максим опустил глаза.
— Наверное, я плохо объяснил, — пробормотал он. — Вы же сами сказали, что заколдованы? Вот я и предложил вариант, при котором вы максимально застрахованы от возможных непредсказуемых проявлений вашей заколдованности.
Валентин икнул и понял, что смеяться пора завязывать. Последняя фраза едва его не прикончила.
— Две тысячи сороковые? — предположил он, посмотрев Максиму в глаза.
— Пятьдесят седьмой, — кивнул Максим. — Но значит, вы все-таки…
— Сколько лет на Панге? — продолжил Валентин импровизированный допрос. — Три года? Два? Все это время — в услужении у Великого Черного?
Максим опустил голову; Валентин понял, что угадал правильно.
Самое странное в появлении землян на Панге заключалось даже не в том, что они вот так, за здорово живешь, в один миг оказывались на другой планете. Это было бы полбеды; беда же была в том, что они попадали на Пангу из разных времен. Самым популярным веком был, конечно же, двадцатый; приятель Валентина, Ленька Баратынский, утверждал, что это потому, что в двадцатом веке на Земле жило больше всего народу. Действительно, население в более поздние века резко сократилось, и народ оттуда появлялся донельзя избалованный благами цивилизации. Кроме того, люди поздних веков отличались заметным занудством и патологической рациональностью, только что блестяще продемонстрированной Максимом. Одним словом, Валентин угадал правильно: стоящий перед ним человек, невзирая на могучую мускулатуру, ни разу не нюхал настоящей жизни Побережья.
Конечно же, Максим был абсолютно прав. Человек, который больше всего на свете боялся бы наложенного на него заклятья, схватился бы за «изолированное помещение» как утопающий за соломинку. Но кто ж это на Панге себя боится больше, чем других?! Вот и я тоже, отметил Валентин с некоторым удивлением. Может, заклятья и нет никакого, а в лазарет меня дома точно упрячут. Просто на всякий случай. И будет мне в избытке изолированных помещений!
Так что извини, браток.
— Максим, — сказал Валентин участливо. — Видите ли, я несколько больше вашего провел на Побережье. И разгрызи меня Емай, если я передам управление замком кому-нибудь вроде вас или Хаяма. Каким бы ни было дело Великого Черного, которое вы собираетесь продолжить, у вас слишком большие шансы его провалить.
— Что же вы предлагаете? — спросил Максим. Голос его снова звучал совершенно бесстрастно.
Действительно, сказал себе Валентин, а что мы предлагаем? Возглавить убиение Серого Воителя, будучи им же и заколдованным? При этой мысли Валентин снова захихикал. Ну невозможно оставаться серьезным посреди этого бреда! А ведь надо, надо… Монету что ли еще раз вытащить, чтобы страху натерпеться?
Дальше все получилось словно само собой. Он рванул завязки кошелька, вывалил на ладонь весь свой серебренный запас, отделил более крупную монету, аккуратно ссыпал остальные обратно и небрежно швырнул колдовскую монету в дальний угол комнаты.
Валентин ожидал, что его левая рука как и раньше покроется холодным потом и спрячет монету обратно.
Ничуть не бывало: монета покорно полетела по назначенной траектории и зазвенела на полу.
Валентин разинул рот, ничего не понимая, а потом снова расхохотался.
Тоже мне, заколдун, подумал он, слегка успокоившись. Действует только в одном состоянии сознания. Стоит слегка рассмеяться, и пожалуйста; куда здешним гипнотизерам до земных!
Так что лазарет меня подождет.
— Как видите, — обратился Валентин к остолбеневшему Максиму, которому явно внове были подобные методы снятия заклятий, — руки меня слушаются. Так вот послушайте и вы!
Максим проводил монету взглядом и молча посмотрел на Валентина.
— Итак, — провозгласил Валентин свою волю, — я освобожу вас от заклятья общей судьбы. Прямо сейчас, пока у меня еще есть время. А после этого вы соберете всех слуг, участвовавших в пресловутом «деле Великого Черного», и мы вместе обсудим, как и зачем его продолжать.
А я уж найду предлог отложить его на послезавтра, отметил Валентин про себя.
— О большем, — сказал Максим, склоняя голову, — я и не смел просить, господин!
Однако Валентин успел разглядеть улыбку, промелькнувшую в самых уголках его глаз. Так-так, сказал он себе. Похоже, Максим именно этого и добивался? А почему бы и нет? Кому нужен хозяин, боящийся собственных рук? Может быть, он специально меня раззадорил? А потом, на совете, так свое «дело» разрисует, что я им почище Великого Черного увлекусь?
Черта с два, усмехнулся Валентин. Мне понравятся любое дело, при условии, что я ровно в четырнадцать тридцать окажусь в Управлении. Если они ухитрятся истребить своего Серого к этому сроку, в добрый путь. Ей-богу, подсоблю.