Часовой механизм
Шрифт:
Нужен ли такой скандал Пустовалову, который сам замешан в грязи по уши? Вряд ли. Тогда в чем его задумка?
Журавлев решил рискнуть. Взял телефон и позвонил Пустовалову. «Связь недоступна». Похоже, тот забрался в один из своих бункеров. Придется подождать.
Изучение схем и карт привело Вадима в смятение, а потом к печальному выводу.
Пустовалов хорошо помнил все бункеры и самые важные он стер со схемы. Понятно Вадиму это стало благодаря одной крохотной пометке в углу листа, которую сам Пустовалов не заметил или не придал ей значения. Старая схема времен войны. В углу стоял штамп «НКВД. Совершенно секретно. Один экземпляр».
Зачем надо было стирать
«Карта-схема тридцати шести объектов, подчиненных отряду «Саранча». Командир отряда полковник И.И. Пустовалов».
Либо его отец, либо дед владел этой картой во время войны. Засекреченные страницы истории. Надолго ли? Для чего-то хранил схемы майор? Вот только десять объектов Пустовалов решил никому не раскрывать. В одном из них находится цех. Тут сомнений быть не может. А что в других, тех, что стерты со схемы? Гадать бессмысленно. Захочет майор — скажет. Не захочет — унесет эту карту в могилу, как его отец и дед.
Вадим глянул на часы. Шел пятый час. Он вновь взял телефон и снова набрал номер Пустовалова. На этот раз майор взял трубку.
— Привет, майор. Говорит Журавлев. Я понял, что ты хочешь выйти сухим из воды. Бизнес пошел по швам. До разоблачения остались считанные дни. У меня на руках куча компромата на Хлебникова, включая аудиозаписи. На тебя и на Ярыгина тоже материалов хватает. Есть собственные признания Артюхова. Ты ведь не глупый мужик и догадался, что Метелкин приехал сюда по наводке Артюхова. Логика простая. Артюхов предполагал, что ко времени его побега с вами будет покончено и ему никто уже не сможет помешать, когда он вернется в эти места. Наивно, конечно, но Артюхов человек недалекий и предпочитает учиться на собственных ошибках — он несколько раз наступал на одни и те же грабли. Но и ты не великий стратег. Одному тебе не справиться с мафией Раздавят.
— У тебя есть конкретные предложения, Вадим Сергеич, или просто так решил поблефовать?
— Предложить свои услуги. Чуть позже я тебе перезвоню и скажу, где лежит фотоаппарат Метелкина. Возьми его и отдай пленнику подземелья. Он сможет сделать фоторепортаж о твоем расследовании. Авторитету Метелкина поверят. И скандал мы сумеем поднять на международном уровне, а не на местном. Могу лишь добавить, что все действия мы с вами согласуем и разработаем общий план. Одеяло на себя тащить не станем. Героем разоблачений будешь ты. Если не согласен, то я уеду со всеми материалами в Москву и начну действовать по собственному усмотрению На мои поиски у тебя сейчас нет времени, а я благодаря имеющимся у меня картам я без проблем выйду из области.
— Ты прав, Вадим Сергеич. У меня на тебя нет времени. Впрочем, я и не думал тебя искать. Сам придешь. И ни в какую Москву ты не уедешь. Ты из тех, кто предпочитает жарить свою задницу на сковородке в общей кухне, а не сидеть в кабинете, используя дедуктивный метод. Я подумаю над твоим предложением. А когда положишь фотоаппарат на место, перезвони мне. Идея не плохая, но требует определенной корректировки. И не советую разгуливать по городу. Можешь нарваться на снайперскую пулю. По окраинам ходить спокойней. Удачи.
Пустовалов держал трубку так, чтобы и Требухин слышал весь разговор.
— Что скажешь, Митя?
— Эти ребята нам во многом развяжут руки. Если мы сможем с ними договориться на наших условиях.
— Ты меня правильно понял. Нужна дозировка.
— Так и сделаем.
У Журавлева не было видеотелефона,
А Пустовалов и Требухин копали яму. Точнее сказать, они ее уже выкопали и положили в нее труп Егора Ярыгина. Глупый пацан. Дуралей. Уйти из жизни, так и не поняв, для чего тебе ее подарил Всевышний. Но ничего уже не поделать. Смерть неумолима. Оба офицера никогда не отличались сентиментальностью. Жизнь приучила их к жестокости, и они очерствели.
Могилу сровняли с землей, притоптали и прикрыли дерном. Был человек — и нет его.
— Ну, приступим к главному? — спросил Требухин.
— Пора. Скоро рассвет.
4 часа 22 минуты
Ярыгин валялся на полу, пьяный в дым. Требухин похлестал его по щекам, но тот не реагировал. Пришлось тащить на собственном горбу до машины. Закинув обмякшее тело на заднее сиденье газика, майор сел за руль и поехал в сторону Елани. К утру все посты были сняты. На шоссе не встретилось ни одного милиционера. Доехав до развилки, он свернул на Михайловское шоссе и через пять километров остановился возле брошенного джипа и сгоревшего «Фольксвагена», от которого еще шел слабый дымок.
Ярыгин очнулся, что-то пробормотал, но не мог произнести ни одного внятного слова.
Майор вытащил его из машины и усадил за руль джипа. Обойдя машину, он сел рядом на переднее сиденье.
— Это где мы? — очнулся Ярыгин. — Черт! Мой джип. Ты их нашел? Где эта стерва и ее сосунок? Я им быстро мозги вправлю.
Ярыгин мотал головой из стороны в сторону, но сфокусировать взгляд ни на чем не мог.
— Мозги придется вправлять тебе, Виталий. Твоя жена сгорела. Она хотела сбежать от тебя, да не получилось. Ей надоело жить в унижении. Она знала, что ты спал с Ириной. Мне тоже надоело жить в унижении. Ты возомнил, что перед тобой все должны пресмыкаться. Ты погубил свою жену и ее сына. Пора и тебе последовать за ними. Хватит тебе людей и землю топтать на этом свете.
— Ты чего мелешь, мент? Белены объелся?
— Объелся.
Требухин достал платок, вынул пистолет, снял его с предохранителя и взвел курок.
— Это же моя пушка!
— Твоя, твоя. А на рукоятке отпечатки пальцев
Егора. Мы его только что похоронили. Он не сумел довести дело до конца. Но я это сделаю за него. Выполню последнее желание усопшего.
Требухин приставил пистолет к виску Ярыгина и нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Пуля пробила голову насквозь и вышибла боковое стекло. Майор приподнял левую руку покойника, на которой были часы, перевел стрелки на двенадцать часов пятнадцать минут и ударил по ним рукояткой пистолета. Стекло хрустнуло, стрелки замерли. Бросив оружие на коврик перед сиденьем, Требухин убрал платок в карман, вышел из машины и, оставив дверцу открытой, вернулся в свой газик.
Никаких сожалений или угрызений совести он не испытывал.
4 часа 34 минуты
Две громадные овчарки даже не гавкнули, когда Пустовалов перелез через забор и спрыгнул в сад. Они лишь радостно завиляли хвостами и начали ластиться к майору. Как говорят: «В этом доме его знала каждая собака».
Миновав сад, он прошел по аллее к белому трехэтажному особняку и по веревкам, натянутым для плюща, зелень которого закрывала наружные стены, поднялся в солярий второго этажа. Душная без -ветренная ночь. Тюлевые занавески даже не колыхались. Балконная дверь была раскрыта настежь.