Часовые времени. Незримый бой
Шрифт:
— Торопитесь вы, — с осуждением сказал Белугин. — А напрасно, нам с вами еще о многом поговорить нужно. Сами понимаете, вопросов у меня к вам накопилось в избытке, теперь хотелось бы получить на них ответы. Да, на подмогу не рассчитывайте, я там систему заблокировал. Поэтому никто нам не помешает. У меня предложение будет: вы рассказываете все по-хорошему, я вас легко отпускаю. Ну а если заартачитесь, то уж не обессудьте, придется принять меры воздействия. — Евгений с сожалением улыбнулся, мол, и не хочется, а что делать. — Соглашайтесь, даю слово, даже не почувствуете ничего, отойдете мягонько.
— Я так и так скоро сдохну, — прохрипел Борис Львович. — Крови потерял слишком много. А ты, оказывается, шустрый
— Бывает, — нейтрально отозвался Белугин. — Вы, по ходу, давно в этой эпохе торчите?
— А это здесь при чем? — насторожился резидент. Впервые открыл глаза и пристально посмотрел на Евгения. — Какая разница, сколько я здесь обитаю?
— Есть такая штука, — добродушно пояснил Белугин, — ассимиляция называется. Говоря по-простому, вжились вы чересчур в роль, мыслите как местный. Потому и вариант выбрали простецкий, на здешнего вахлака рассчитанный. Взять за хибот, сунуть в зубы «наган», припугнуть — и дело с концом. Обленились, комбинации сложные выстраивать не захотели. Когда в последний раз с полевыми агентами сталкивались? Молчите? То-то. Я так думаю, вы на мою шифровку среагировали, да? — Вскользь, не акцентируя вопроса, катнул пробный шар Евгений, не давая опомниться, переключиться собеседнику.
Борис Львович облизал пересохшие губы. Тяжело поднял руку и вытер рукавом рубахи мокрое от пота лицо.
— Я лопухнулся, спору нет. Поэтому сейчас ты меня допрашиваешь, а не наоборот. Но помогать не буду, не надейся. — Он опять закрыл глаза и откинулся назад.
— Жаль, — искренне огорчился Белугин. — Сэкономили бы время. Ну да что уж попусту языком молоть, давайте всерьез общаться. — Он поднялся и начал засучивать рукава халата.
Евгений устало потер глаза. Посмотрел на часы и присвистнул — ничего себе он поработал, почти три часа не отрываясь просидел за компьютером. Впрочем, дело того стоило — теперь он представлял реальное положение дел, насколько это было возможно в нынешней ситуации.
А обстановочка складывалась не ахти. Для него в первую очередь. Борис Львович оказался большим проказником. Просматривая его переписку с вышестоящими руководителями Службы, Белугин не уставал восхищаться. В самом деле, по личному общению с резидентом он и предположить не мог, что тот все это время рыл ему ха-арошую такую ямищу!
Правда, до сегодняшнего дня эти действия носили характер заурядной попытки присвоить себе чужие заслуги, а ответственность за промахи и просчеты «благородно» переложить на залетного оперативника. На Белугина то бишь. И, надо отдать должное, Борис Львович весьма преуспел в этом: с поистине иезуитским коварством он выпятил в своих рапортах каждую мелочь, что вольно или невольно играла на руку ему и свидетельствовала против Евгения. Проделано все было с таким мастерством, что оставалось только восхищаться. Да, большого таланта был человек, однозначно!
Конечно, ему очень помогло то обстоятельство, что человек, под которого шел подкоп, значительную часть времени валялся в кровати без памяти и при всем своем желании не мог бы возразить что-либо в свое оправдание. Тем более что никто этого оправдания и не требовал. Как ни печально, но весовые категории у них были разными и слово резидента смотрелось на бюрократических весах гораздо весомее, нежели полевого агента. Пускай даже и высшей категории.
Ко всему прочему, Борис Львович и в искусстве лицедейства преуспел: он, редиска, прекрасно знал о проблемах с аппаратурой Службы, предположениях аналитиков на сей счет и резолюциях руководства. Да-с, недооценил его Белугин, явно недооценил! А ведь как ловко котиком ласковым прикидывался, как слушал участливо, неведение разыгрывал — блеск! А Евгений-то уши развесил, сам против себя
И все бы ничего, сожрал бы его Львович, да и делу конец, но под занавес смешала все карты любопытная такая деталька. Вмешались в интригу личностные мотивы. Проще говоря, признал резидент Махрова! Это Белугин уже при допросе выяснил, в донесениях наверх ни о чем таком не говорилось. В июне 1992 года в Бендерской крепости свела судьба тогда еще молодого резидента, который и резидентом-то не был, так — рядовой агент — и некоего таинственного спецназовца. Борис Львович до сегодняшнего дня был твердо уверен, что тот абориген и к Службе никакого отношения не имеет. Вроде бы гэрэушник местный или кагэбэшник. Бог весть, что он там делал, но только во время заварухи между гвардейцами Приднестровья и молдавскими солдатами Махров спас неопытного паренька. Вытащил из самого пекла, да еще и помог уйти живым.
Белугина не особо интересовало, чем там занимался будущий резидент — мало ли интересов у Службы в разных вооруженных конфликтах — гораздо больше занимал его вопрос: с какого перепугу там очутился мнимый инженер? И почему Львович сохранил такое трепетное отношение к столь давней истории? Подумаешь, некий абориген вольно или невольно оказал услугу оперативнику Службы, что с того. Плюнуть и растереть. Не вязалось эдакое пафосное благородство, присущее скорее рыцарю из дамского романа, с натурой прожженного интригана, каким раскрылся резидент в недавних событиях. А вот, поди ж ты, увидел текст шифровки, где Евгений предлагал открыть сезон тотальной охоты на Махрова, и решил ни много ни мало убрать чересчур ретивого агента, чтобы вернуть поросший мхом долг чести. Странно это.
Имелась, правда, одна рабочая версия. Но вот пахла она чертовски неприятно. Да что там, воняла она, как придорожный нужник. Если допустить, что тогда, в 92-м, Махрову удалось каким-то образом закодировать Бориса Львовича… да, это многое объясняло. Вот только поверить в то, что сотрудник Службы, прошедший специальную психологическую и медикаментозную подготовку и обработку, включавшие в себя в том числе и противодействие ментальным атакам, может оказаться марионеткой в руках стороннего кукловода, было непросто. Черт, да такого вообще не могло случиться! Никогда!!!
Глава 21
Алексей. 1942
К воротам дома он подошел вечером. Летом темнеет поздно, но день был пасмурный, холодный, то и дело начинал накрапывать мелкий, противный дождик. Белугин, как только вышел из вагона, сразу же поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы, чтобы было теплее. Жалко, так и не нашел шляпу после прыжка из поезда.
Патруль при выходе с вокзала миновал на удивление легко. Утомленные бойцы с серыми от усталости лицами даже не взглянули в его сторону. Гораздо больше их интересовали спекулянты с увесистыми мешками и мужчины в военной форме. На небритого парня в неказистом костюме без багажа они, видимо, решили не тратить драгоценное время. Что ж, это было Алексею только на руку.
Перед тем как отправиться в поездку, Седов распорядился поселить Белугина на явочной квартире где-нибудь в центре города. Сказать по правде, Алексей так до конца и не понял, зачем это понадобилось делать, но спорить не стал. В конце концов, он здесь в гостях, хозяевам виднее.
Собственно, в «своей» квартире, а точнее комнате, он успел побывать всего один раз. Да и то на бегу, мимоходом. Запомнил, что дом расположен на Каланчевской улице, срисовал номер, этаж, квартиру, взял ключ, мельком, от порога, заглянул внутрь и умчался творить злодейские дела. Соседей по коммуналке в этот момент дома не оказалось, и Белугин даже не представлял, кто они. Небось тоже какие-нибудь сотрудники спецслужб.