Часть 6 : Огpомная pука, пpотянувшаяся с неба. (Истоpия Паpлэйна)
Шрифт:
Такуэн преследовали деяния ее деда, совершенные им во времена войны. Он последовал за Хантибаном, а позже — за Парлонном, и никто не хотел поверить, что она вовсе не столь же вероломна, какими были они.
И Рикайджи. Она прежде была жрицей, и близкой подругой Катренн. В один прекрасный день, без видимых причин, она просто ушла с медитации, сожгла свою белую мантию, и облачилась в черное и серебро воинов. Никто не знал почему, даже Парлэйн, хотя у него были свои соображения, почему она оставалась с Отрядом.
И, кроме того, был сам Парлэйн. Названный
Никто не нуждался в нем, кроме этой шестерки.
Отряд Хаоса.
Были и другие, но они погибли, ушли или были сломлены ранами. Теперь оставались только семеро, и этого было достаточно.
Сразу же по возвращению Парлэйн отправился искать Рикайджи. Он нашел ее, разумеется, в тренировочном зале, с остальными. Их корабль был чересчур велик для экипажа лишь из семерых, но он служил им домом, тренировочной площадкой и средством передвижения. Большинство их сражений проходило на земле.
Он увидел ее мгновенно. Она вела тренировочный бой с Такуэн, двигаясь медленно и выверенно, отрабатывая стойки и движения. Она была не единственной, кто не был рожден воином — Иннакен был и оставался врачом, и один Шинген знал, чем занималась Таданакенн прежде чем присоединилась к ним, но Рикайджи всегда стремилась сделать себя совершенной — а потом добиться еще большего.
Парлэйну это нравилось.
Была заметна скованность ее правой руки — там, где Заркхеба рванул ее. Она компенсировала это, пытаясь сделать основной рукой левую, но это было куда труднее чем казалось. Это значило, что придется перенести все рефлексы тела на другую сторону. Парлэйну посчастливилось быть полностью обоеруким, но он представлял насколько трудным это было для нее.
Он помнил страх, который он испытал, когда она была ранена. Он боялся, что она умрет, а после — боялся что ей придется ампутировать руку, и она уже не сможет сражаться. Боялся, что она покинет их.
Ему стоило быть более проницательным. Что бы ни случилось, она всегда останется с ними.
— Узрите нашего бесстрашного вождя. — проговорил Тетсукенн, поднимаясь из тени, где медитировали он и Иннакен. Как и Иннакен, он чуть изменил свое имя, когда присоединился к ним, добавив воинское "—кен".
Старый титул, дававшийся тому, кто пришел к воинам из другой касты.
Рикайджи чуть отвлеклась от своих упражнений, но тем не менее продолжала удерживать равновесие. Каждое ее движение было танцем.
— Как это было? — спросил Иннакен.
— А как еще? Спектакль. Представление. Слышал бы ты то, что было сказано... Она бы возненавидела их. — Он горько вздохнул. — Но, полагаю, мне повезло. Будь это другой день, меня бы вызвали на дуэль минимум полдюжины раз.
— Волнуешься за свою жизнь? — поинтересовалась Таданакенн с улыбкой.
— Нет. Не намерен обзаводиться шестью семьями, которые объявили мне кровную месть за убийство их любимых детишек. Но все же, наверное, мне стоило принять одну или две. Согласно
Последовало искренне неодобрительное ворчание. Вален лишил чести древнее право смертельной дуэли и при создании Серого Совета официально объявил его незаконным. Он надеялся что оно само умрет со временем, но оставались глухие уголки, где денн'ча все еще жило.
— Сколько осталось до того, как они попробуют объявить вне закона отряды вроде нашего? — задала вопрос Такуэн.
— Таких отрядов как наш нет. — заметила Таданакенн.
— Нет. — согласился Парлэйн. — Мы единственный. Мы будем последними.
— Печально.
— Истинно. Увидеть ее тело... До того я не хотел в это верить. До того момента, как я оказался перед костром, я хотел верить, что это неправда, но потом... Это не должно было случиться — так. Она должна была умереть в бою, не в постели.
— Больше никто не умирает в бою. — сказала Такуэн. — Нет битв, чтобы в них умирать.
— Кроме как у нас. — сказала Таданакенн с кривой усмешкой. — Разве мы не везунчики? Кстати об удаче, пришло послание, с просьбой о встрече насчет найма.
— Кто?
— Без имени, только цена. И вот это...
Она протянула каменный кружок, искусно гравированный и великолепно отполированный. Узор на нем изображал старинный герб. Белая маска, заключенная в паутину из колючих веток.
— Итак? — спросила Таданакенн.
— Разве не было голосования?
— Мы решили оставить это на твое усмотрение. Ни у кого из нас нет ни малейшей догадки — что же это значит.
— Я знаю. — сказал он. — Мы принимаем заказ.
Последовали кивки и улыбки; от всех, кроме Рикайджи. Она просто смотрела на него, и ее небесно–голубые глаза передавали послание, предназначенное только ему.
Позже, в его руках, согреваясь у его тела, она спросила его про похороны. Он мог лгать другим — но не ей.
— Гнев. — ответил он. — Я чувствовал себя разъяренным. Не больше горстки было достойных стоять там. Рашок, Немейн, Катренн еще один или двое. Но их были тысячи, и это был всего лишь одно собрание из многих. Она возненавидела бы весь этот спектакль, все это лицемерие, все это вранье.
Он отрешенно раздумывал, потом прикрыл глаза.
— Ненавижу их всех. Я хотел бы родиться тысячу лет назад.
Я хотел бы убить их всех.
Парлэйн без страха вошел в разрушенный зал Широхиды. Он был один. Никто другой не придет сюда. Даже Рикайджи остановилась у ворот, дрожащая, в замешательстве. Он мог почувствовать ее страх, и она знала это. Он попросил ее остаться на страже за воротами, чтобы не испытывать ее храбрость.
Он не вовсе винил их. Они были его друзьями и напарниками, единственными кто, как он был уверен, не предадут его. Рикайджи была его любовницей, и он верил ей, как никому другому. Ее рана наполнила его горем и разрушительной яростью, и он молча клялся себе, что сам подарит ей последнюю милость — если она больше не сможет сражаться.