Частичка тебя. На память
Шрифт:
И я прихожу в себя.
И опознаю этот чертов запах.
Такой теплый, обволакивающий, с терпкими пряными нотками…
О, черт, черт, черт…
— Отпусти, — хрипло выдыхаю я, твердея.
— Уверена? — тихо шепчет Ник, — ты точно в норме?
— Нет, я не в норме, — шиплю я с повышающейся раздражительностью, — я мать твою, в шоке, Ольшанский. Но если ты подержишь меня еще минуту — пойдут слухи. И они мне не нужны.
— Чесать языком всегда будут, на всех не угодишь, — негромко откликается Ник, но отпускает меня, стиснув чуть крепче.
Свобода.
Уф-ф!
Я стискиваю пальцами переносицу, приводя мысли в порядок и пытаясь встать на нужные рельсы.
Господи, как же глупо.
Разрыдаться среди бела дня, при подчиненных…
Я оглядываюсь, прикидывая масштабы бедствия. На мое счастье как-то так вышло, что именно в эту секунду в районе третьей конюшни не обретается никого. Только Олеся и Ольшанский, сверлящий меня выжидающим взглядом.
— Ты точно не пострадала? Укусы, ушибы?
— Она меня не тронула, — голос звучит вымотанным, — только обнюхала. Но я… Я чуть не свихнулась, пока она не отошла.
— Долго ты там пробыла? — Ник осторожно касается моего плеча и только сейчас я догадываюсь посмотреть на часы.
Половина второго.
Бог ты мой, всего полчаса прошло? А мне казалось, что все два полных часа протянулось мимо меня.
Факт номер один — я опоздала на обед с Артемом.
Факт номер два — он никогда не ест быстро, и я еще могу дойти и объясниться. Если не поверит — с каждого входа-выхода конюшни, стоит камеры, мы посмотрим…
— Энджи, ты куда? Ты вообще мне ничего не объяснила.
— Мне надо идти, — тихо отрезаю я прибавляя шагу. Все катится псу под хвост, и мои мысли, которые я так старательно собираю в кучку, разбегаются как живые тараканы. Может быть удастся спасти хоть что-то?
— Хорошо, поговорим по дороге. Я тебя провожу, — он догоняет меня, идет шаг в шаг.
— Не нужно, — я останавливаюсь, надеясь его урезонить, — не нужно, Ник, это личное. Меня ждет Артем.
По-крайней мере, я на это надеюсь.
— А ты паршиво выглядишь, — прямо в лоб рубит Ольшанский, — настолько паршиво, что мне очень сомнительно, что ты можешь пройти сто метров и не рухнуть в обморок. Так что пусть он подождет. Я передам ему тебя с рук на руки.
— Ты невыносим, — выдыхаю я измученно.
— И это ужасно полезный навык, — Ольшанский ехидно улыбается, — кажется, ты куда-то торопилась?
Черт с ним.
Пусть делает что хочет.
Может я и вправду выгляжу паршиво…
— Так как ты оказалась запертой в одном стойле с Вестой, — педантично повторяет Ольшанский, шагая рядом и даже умудряясь попадать со мной «в ногу».
— А как ты думаешь?
— Ты сама к ней зашла?
— Я?! — моему возмущению нет предела. Неужели я похожа на настолько не осмотрительную идиотку, — может ты еще и предположишь, что я случайно за собой дверь захлопнула, так что засов сам задвинулся?
— Ты же предложила мне придумать самому, — парирует Ник, — так что произошло на самом деле?
— Меня там заперли, — бесцветно откликаюсь я, — впихнули туда и заперли. У тебя есть еще вопросы?
— Кому это может быть нужно?
В этом весь Ольшанский. У меня постистерическое состояние, у него — допрос. Все норовит разложить по полочкам.
— Не знаю, — я качаю головой, — у меня гудит голова и я пока не способна внятно осознавать, кто может настолько меня не любить. Те, кого я сократила? Может быть ты?
— Я? — Ник столбенеет, сгребая меня за локоть.
— А что? — я язвительно приподнимаю бровь, — некоторые ошибки наверняка мешают тебе жить.
У него дергается глаз. Два или три раза. Потом я просто отвожу глаза и шагаю дальше.
До ресторана осталось всего чуть-чуть.
Это самое чуть-чуть Ник идет следом за мной молча.
И когда я замираю — он налетает на меня. Ничего… Мои ноги настолько крепко врастают в гравий дорожки, что даже врежься в меня динозавр, ему и тому не удалось бы сдвинуть меня с места.
— Энджи… — он снова вопросительно трогает меня за локоть, а я закусываю губу, глядя вперед.
На ресторанную парковку. Точнее — на серый гелендваген, запаркованный на самом её краю. И на парочку, пытающуюся друг друга сожрать в шаге от неё.
Я ошиблась…
Немножко, но ошиблась.
С обедом Артем Валерьевич закончили. С основной его частью. Перешли к десерту.
Сегодняшний десерт — карамельная блондиночка с длинными от ушей ногами. Та самая, что пыталась занять мое место на скачках. Или это я пыталась занять её место?
— Эндж… — голос Ника звучит… понимающе. Он тоже все разглядел.
Я…
Я разворачиваюсь на пятках и шагаю. Куда-то. Обратно? Без разницы, лишь бы подальше отсюда.
Парочка на парковке слишком заняты друг другом, они не заметят.
Шаг, второй, третий…
Нет, я не плачу.
Велика честь…
Я ведь не была в него влюблена. Не была?
Если не была — то почему мне больно?
Я ведь… Я ведь все понимала. Все было так очевидно. Он и женщины… Простые решения, легкие связи.
Так зачем я отщипнула для него себя? Пусть даже крошечку. Зачем?
У таких вещей нет рациональных объяснений.
Зато если последствия.
Шум в ушах, сквозь который я не слышу Ника.
Жар, плавящий кожу изнутри.
Капли бегущие по губам.
Я слизываю их языком, думая что это снова слезы. Оказывается — кровь…
38. Ник
— Да твою ж мать…
Это выдаю я, а Энджи будто зависает, когда из носа начинают бойко падать алые капли. И мне, отчаянно желающему вернуться на парковку, и пересчитать своему дорогому начальнику зубы, приходится остановиться и зарыться в карманы. Находится и пачка бумажных платков. Даже не початая.