Частная Академия
Шрифт:
Я не спорю, одеваюсь, потому что мне холодно. А раздевалась ночью я сама? Что вообще было?
Легкость после рассола уходит, подкатывает слабость и головная боль. Я хочу лечь обратно в кровать, но Артем не дает.
— Шапку еще надевай, — велит он, а потом берет откуда-то плед и заворачивает меня в него. — Так лучше.
Подходит вплотную и без предупреждения подхватывает на руки. Голова тут же кружится, со стоном цепляюсь за мужские плечи. Баев, не говоря ни слова, выносит меня из комнаты, мне нехорошо, и мне очень
— Куда ты меня несешь? Выбрасывать?
— А это мысль. — Он усмехается и крепче прижимает меня к себе. Господи, как же чудесно от него пахнет, я еще способна это чувствовать! — Но пока мы идем на веранду. Тебе нужен свежий воздух.
Мороз ударяет в лицо, но как же приятно. Я даже жмурюсь от наслаждения.
Артем опускает меня на широкое кресло, которое оказывается на удивление теплым, и укрывает еще одним пледом.
— Спасибо. — Я прячу улыбку и поднимаю взгляд. — Вау!
На мгновение забываю про свой позор и что голова болит; любуюсь крупными снежинками, которые, порхая, садятся на огромную ель, залетают на веранду и ложатся тонким ковром на пол. Как красиво!
— Пей! — Артем подносит большую кружку-термос. — Ты обезвожена после вчерашнего.
Что-то горькое и безвкусное, но выпиваю без разговоров. Баев садится в свободное кресло рядом и тоже укрывается пледом. Задумчиво смотрит, как падает снег, и пальцами выбивает какой-то ритм на подлокотнике.
— Спасибо, — выдавливаю я, когда молчать становится невыносимо. — Я… вчера… немного… я…
— Ты вчера напилась, Мира. Бутылку коньяка в одно… лицо. Не ожидал.
— Боже-е-е. — Обхватываю голову руками. — Целую бутылку?
— Ага! — Судя по тону, Баев не собирается меня жалеть. — А потом отдала ее всю унитазу. Не помнишь?
— Что?! Меня тошнило?.. О нет!
— О да. — Баев злорадно скалится. — А еще…
— Не надо, — перебиваю. — Не надо, а? Я плохо соображаю. Давай помедленнее. В голове все кувырком. Можно я вопросы буду задавать?
— Валяй! — Артем встает и придвигает ко мне сервировочный столик. — Тут суп… похмельный. Специально для тебя. Нужно его съесть.
— Не могу пока… Как… почему я голая спала? — шепотом выдаю то, что мучает меня сильнее всего. — Что… что…
— Я тебя раздел, — любезно улыбается Баев. Не выдерживаю его взгляда. Натягиваю на голову плед. Господи, я не переживу такого позора! Это же Артем! Темный! Только не он, он не должен был видеть меня такой.
— Да расслабься ты. — Он стаскивает с моей головы плед и садится на корточки. — Ничего не было, Мира. Не бойся. Ничего не было.
— Точно? — Я с надеждой вглядываюсь в его лицо, не пряча свои чувства. — Точно ничего? Но как тогда я почти голой…
— Ты была в хлам, я пытался тебя реанимировать в душе, но не сказать, что успешно.
— Черт… черт! — скулю я. — Да я же вообще не пью!
Хочу провалиться
— Расслабься и поешь суп. Потом попробуй поспать. А я рядом посижу. — Баев укрывает меня пледом, проводит ладонью по щеке. — Сегодня красиво.
Суп еще горячий, я не хочу есть, боюсь, что меня вывернет, но ложку за ложкой отправляю себе в рот. Вкуса почти не ощущаю. Сейчас, как никогда, мне было важно знать, что обо мне думает Баев. Но он молчит!
Кажется, я проваливаюсь в сон. Мне тепло и уютно, живот не болит, голова не гудит. Я спокойно дремлю, и никакие мысли мне не мешают.
Просыпаюсь, когда уже темно, но снег продолжает падать, завораживающе кружится и блестит, отражая от себя искусственное освещение веранды.
— Первый снег сегодня, — говорит Артем. Он не ушел, так и сидит рядом. — Обычно намного раньше выпадает, но в этом году все по-другому.
— Прости меня, пожалуйста. — На меня вновь накатывают вина и стыд. — Я… не нужно было вчера приходить к тебе.
— Не нужно было, — легко соглашается Артем. Он даже не представляет, как мне больно от его слов. — Но я рад, что ты пришла.
— Правда? — недоверчиво улыбаюсь. — Рад?
— Неожиданный подарок на день рождения. Восемнадцатилетняя пьяная девственница, которая не знает, что делать со своими гормонами.
Вспыхиваю как искра. Это так унизительно — слышать такое! Безжалостный и жестокий!
Отворачиваюсь, чтобы не видеть его глаз.
— Никогда больше до тебя и пальцем не дотронусь!
— Какая ты чувствительная. Восемнадцать — вообще мерзкий возраст, но это пройдет.
— Тебе двадцать три, но не сказать, чтобы ты радовался, — огрызаюсь я, а Баев потешается:
— Мне было так противно, что я не прочь повторить, когда в себя придешь.
— Да ни за что в жизни! Забудем, а? — жалобно прошу я. — Пожалуйста! Не напоминай!
— Как скажешь. — Артем лениво потягивается и насмешливо смотрит на меня. — Да забудь уже. Все нормально. Но пить тебе лучше только с тем, кто никогда тобой не воспользуется. То есть со мной.
— И все? — робко уточняю я. — Больше ни с кем?
— А здесь есть еще кому ты можешь доверять? — спрашивает Артем без тени улыбки на лице. И мне становится совестно. Потому что с тех пор, как я уехала от родителей, никто и никогда не заботился обо мне так, как Баев.
— Больше некому, — киваю. — Но пить я больше не буду.
И тебе не дам!
— Как скажешь. Ну что, оклемалась?
Кажется, он не злится на меня. И вроде не презирает. И не гонит. Такое облегчение внутри, но так страшно ошибиться!