Частное расследование
Шрифт:
Брюс Доннемейстер, начальник Голливудского отделения полиции (Полицейское управление Лос-Анджелеса), заявил, что информация, которую сообщил другой подозреваемый по этому делу, Мелвин Финдли, 28 лет, арестованный 18 марта, изобличила Макклоски. «Пока можно высказать мнение, что Финдли был наемным исполнителем, а Макклоски тем лицом, которое его наняло».
Доннемейстер добавил, что в 1967 году Финдли работал у Макклоски в качестве сторожа, но отказался комментировать это обстоятельство со ссылкой на то, что следствие еще не закончено.
Макклоски родился и вырос в Нью-Джерси, пел в ночных клубах и приехал в Лос-Анджелес в 1962 году
Ходят слухи, что между Макклоски и мисс Принс возникли отношения личного свойства, которые прервались, когда мисс Принс покинула «Бель-вю» и, стремясь поменять профессию манекенщицы на «звездную» карьеру в кино, подписала контракт с агентством «Уильям Моррис». Вскоре после этого дела «Бель-вю» пошли из рук вон плохо, и 9 февраля сего года Макклоски объявил о своем банкротстве.
В ответ на вопрос о том, не являлась ли месть мотивом этого нападения, начальник полиции Доннемейстер заявил: «Мы не можем высказывать никаких комментариев, пока подозреваемый не будет допрошен по всем правилам».
Мисс Принс остается на излечении в Голливудском пресвитерианском госпитале, где ее готовят к серии восстановительных операций.
Этот материал также сопровождался фотографией: невысокого, темноволосого, худощавого мужчину вели двое детективов, по сравнению с которыми он казался карликом. На нем был пиджак спортивного покроя, свободные брюки и белая рубашка с открытым воротом. Голова была опущена, и довольно длинные волосы скрывали верхнюю половину его лица. То, что можно было рассмотреть в нижней части лица, имело вид угловатый, мрачный, напоминало Джеймса Дина и нуждалось в бритве.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти заключительную часть дела. Передача Макклоски из одного штата в другой и предъявление ему обвинения; согласие Мелвина Финдли признать себя виновным и дать показания против Макклоски в обмен на осуждение за простое нападение; возбуждение против Макклоски уголовного дела по обвинению в покушении на убийство, в заговоре с целью убийства и в нанесении увечья. Процедуры привлечения к суду, потом трехмесячная пауза до суда.
Судебный процесс не затянулся. Обвинитель раздал присяжным сначала несколько фотографий из профессионального альбома Джины Принс, а потом крупноплановые снимки ее изуродованного лица, сделанные в палате неотложной помощи. Краткое появление пострадавшей, забинтованной и плачущей. Свидетельство медицинских экспертов, из которого следовало, что шрамы останутся у нее на лице на всю жизнь.
Мелвин Финдли показал, что Макклоски нанял его «попортить рожу этой (нецензурное) девке, да так, чтобы она на дух никому была не нужна, а если подохнет, то он и это переживет без (нецензурное) проблем».
Обвинение представило записанное на пленку признание, которое защита безуспешно пыталась отклонить. Запись воспроизвели в открытом заседании: Макклоски со слезами признавался, что нанял Финдли, чтобы изуродовать Джину Принс, но отказывался сообщить причину.
Защита не оспаривала факты, а попыталась вести линию на установление невменяемости подзащитного, однако Макклоски отказался разговаривать со специально нанятыми психиатрами. Психиатр, выступавший со стороны обвинения, заявил в своих показаниях, что наблюдал Макклоски в тюрьме округа и нашел его «неконтактным и подавленным, но в здравом уме и не страдающим никаким серьезным душевным заболеванием». Присяжным потребовалось два часа, чтобы признать подсудимого виновным по всем пунктам обвинения.
На заседании, где должен был быть вынесен приговор суда, судья назвал Макклоски «отвратительным чудовищем, одним из самых презренных обвиняемых, с которыми ему довелось иметь дело за все двадцать лет работы в суде», и объявил приговор к тюремному заключению в Сан-Квентине на срок, составивший по совокупности двадцать три года. Казалось, все были удовлетворены. Даже Макклоски, который уволил своих адвокатов и отказался подавать апелляцию.
После суда журналисты пытались взять интервью у присяжных. Те поручили своему старшине высказаться от их имени, и он был краток:
«Нам удалось восстановить лишь какое-то подобие справедливости, — сказал Джейкоб П.Датчи, 46 лет, исполнительный помощник компании „Дикинсон индастриз“, Пасадена. — Жизнь этой молодой женщины уже никогда не вернется в прежнее русло. Но мы сделали все от нас зависящее, чтобы Макклоски понес самое суровое наказание из возможных в рамках закона».
Микокси с кислотой.
Двадцать три года в Сан-Квентине.
Хорошим поведением этот срок можно скостить наполовину. Запоздалая апелляция может «состричь» с него еще сколько-то. Значит, вполне возможно, что Макклоски вот-вот освободят — если это уже не произошло.
Датчи, без сомнения, узнает точную дату его освобождения — это на него похоже, он будет пристально следить за ходом дела. Интересно, как он и мать девочки объяснили все это Мелиссе?
Датчи. Интересный человек. Осколок другой эпохи.
Из присяжных — в прислуги. Любопытно было бы проследить эту эволюцию, но у меня так мало шансов удовлетворить свое любопытство. Мне повезет, если удастся узнать, что же произошло с моей маленькой пациенткой на самом деле.
Я размышлял о преданности Датчи и его умении хранить секреты. Джина Дикинсон обладала несомненной способностью располагать к себе людей. Может, дело здесь было в производимом ею впечатлении беспомощности, хрупкости («принцесса-в-беде»), из-за чего и Айлин Уэгнер нанесла свой «домашний визит»?
Как сказывается на ребенке жизнь с такой матерью?
Мужчины с мешками...
То же самое я слышал и от многих других детей, почти дословно. От детей, которых я вылечил.
Но я чувствовал, что с этим ребенком все будет не так. Легкого успеха не получится. Я шикарно поужинал в заведении «Нейт'н Эл» на Беверли-драйв: бутерброды из консервированной говядины на ржаном хлебе под нескончаемый треп голливудских типов о предстоящих сделках, потом поехал домой и позвонил по застрявшему у меня в голове сан-лабрадорскому номеру.
На этот раз автоответчик голосом Джейкоба Датчи проинформировал меня, что дома никого нет, суховато предложил мне наговорить на пленку то, что я хочу передать.
Я повторил, что мне настоятельно необходимо поговорить с хозяйкой дома номер 10 на Сассекс-Ноул.
4
Ответного звонка я не дождался ни в тот вечер, ни на следующий день и ближе к пяти часам свыкся с мыслью, что придется опять выкачивать информацию из Датчи — и плевать я хотел на его удобства и неудобства.