Частное расследование
Шрифт:
— Ага, конечно. Теперь ты хочешь мне сказать, будто и самдумаешь, что она психопатка? — Он уже просто орал, колотя одной ручищей по баранке.
— Я вообще не знаю, что думать! — ответил я на той же примерно громкости. — А ты пуляешь в меня версиями с левой стороны поля!
— Я думал, что смыслименно в этом!
— Смысл в том, чтобы помочь!
Он выдвинул лицо вперед, как если бы это было оружие.
С минуту он бешено смотрел на меня, потом откинулся на спинку
— Ну и дела! Ничего себе сценка получилась!
— Должно быть, от недосыпания, — пробормотал я, стараясь унять дрожь.
— Должно быть... Ты не передумал? Может, поедешь поспать?
— Черта с два!
Он засмеялся.
— Я тоже нет... Извини, что набросился на тебя.
— И ты извини. Давай считать, что ничего не было.
Он снова положил руки на баранку, и мы поехали дальше. Теперь он вел машину медленно, с исключительной осторожностью. Сбавлял скорость на каждом перекрестке, даже когда там не было знака «стоп». Внимательно смотрел в обе стороны и во все зеркала, хотя улицы были пусты.
Когда мы выехали на Кэткарт, он заговорил:
— Знаешь, Алекс, не подхожу я для частного сыска. Слишком он бесструктурен, слишком много размытых границ. Я старался убедить себя в том, что отличаюсь от других, но все это чушь собачья. Я простой полувоенный мужик, как и все другие в управлении. Мне нужен мир, организованный по принципу «мы против них».
— "Мы" — это кто?
— Синие [18] зануды. Мне нравитсябыть занудой.
18
В американском сленге: полицейские, полиция.
Я подумал о том мире, с которым он сражался столько лет. Том самом, с которым он снова будет сражаться через каких-то несколько месяцев: причисляемый к нимдругими полицейскими, независимо от того, сколько ихон отправил за решетку.
Я сказал:
— Ты не сделал ничего непозволительного. Я среагировал от нутра — как ее хранитель. С твоей стороны было бы халатностью не рассматривать ее в качестве подозреваемой. Было бы халатностью не продолжатьподозревать ее, если именно на нее указывают факты.
— Факты, — проворчал он. — Что-то не шибко много мы добыли этого добра...
Мне показалось, что он хотел сказать что-то еще, но тут появился пандус въезда на автодорогу, он закрыл рот и пришпорил «порше». Движение в сторону центра было небольшое, но создавало достаточно шума, чтобы заменить разговор.
Мы подъехали к «Миссии вечной надежды» вскоре после десяти и припарковались на полквартала дальше. Воздух был напоен запахами зреющих отбросов, сладкого вина и свежеуложенного асфальта, а поверх всего каким-то странным образом струился аромат цветов, приносимый, казалось, легким западным ветерком, словно более фешенебельные части города прислали сюда с воздушной почтой дуновение более ухоженных домов и садов.
Фасад здания миссии был залит искусственным светом. Этот свет в сочетании с лунным превратил цвет морской волны в льдисто-белый. Возле входа собралось с полдюжины оборванцев, которые слушали или притворялись, что слушают, двух мужчин в деловых костюмах.
Когда мы подошли ближе, я увидел, что обоим говорившим было за тридцать. Один был высокий, худой, светлые волосы его были коротко подстрижены и казались навощенными, а странно темные усы, загибавшиеся книзу под прямым углом по обеим сторонам рта, напоминали пушистые воротца для игры в крокет. На нем были очки в серебряной оправе, серый легкий костюм и темно-коричневые ботинки на молнии. Рукава пиджака были ему чуточку коротки. Из них торчали огромные запястья. В одной руке он держал блокнот, как две капли воды похожий на те, которыми пользовался Майло, и мягкую пачку сигарет «Уинстон».
Второй мужчина был низенький, коренастый, темноволосый, чисто выбритый. У него была прическа а-ля Риччи Валенс, узкие глаза и тонкие губы им под стать. Одет он был в синий блейзер и серые брюки. Говорил в основном он.
Оба стояли к нам в профиль и не видели нашего приближения.
Майло подошел к высокому и сказал:
— Брэд.
Тот повернулся и уставился на него. Некоторые из оборванцев последовали его примеру. Темноволосый замолчал, взглянул на своего напарника, потом на Майло. Бездомные, словно их отцепили с поводков, стали расползаться в разные стороны. Темноволосый сказал: «Вы куда, дачники?» — и те остановились, некоторые что-то бормотали. Темноволосый посмотрел на напарника, приподняв одну бровь.
Тот, кого Майло назвал Брэдом, втянул щеки и кивнул.
Второй распорядился: «Давайте сюда, любители свежего воздуха» — и согнал оборванцев в одну сторону.
Высокий наблюдал за ними, пока они не оказались за пределами слышимости, потом снова повернулся к Майло.
— Стерджис. Очень кстати.
— Что именно?
— Я слышал, ты сегодня здесь уже побывал. Значит, ты из тех, с кем я хочу побеседовать.
— Неужели?
Детектив взял сигареты в другую руку.
— Два посещения в один день — такая увлеченность работой. Что, платят почасовку?
Майло спросил:
— В чем дело?
— Откуда такой интерес к Макклоски?
— Я ведь уже объяснил, когда заходил отметиться пару дней назад.
— Прокрути-ка еще разок, для меня.
— Женщину, которую он сжег кислотой, все еще не нашли. Она правда исчезла. Ее семья все еще хотела бы знать, нет ли тут какой зацепки.
— Что значит "правдаисчезла"?
Майло рассказал ему о находке у Моррисовской плотины.
Лицо светловолосого осталось бесстрастным, но рука крепче сжала пачку сигарет. Поняв это, он нахмурился и осмотрел пачку, расправляя целлофан, кончиками пальцев выправляя углы.
— Сожалею, — сказал он. — Семья, должно быть, в шоке.
— Да уж, праздновать им нечего.
Светловолосый криво усмехнулся.
— Ты уже дважды тряс его. Зачем он тебе нужен опять?
— Те два раза он был не очень разговорчив.