Частный детектив Выпуск 3
Шрифт:
Я вынул из конверта три листка голубой бумаги.
«Жак, дорогой!
Что я тебе могу сказать? Знаю одно: этого я не смогу тебе объяснить. Сама ничего не понимаю, ничего, кроме того, что я – гнилушка, так о себе я думала сама, а гниль рано или поздно пропитывает человека до костей. Ты не знал, что когда мы с тобой впервые встретились, я была влюблена в Ронни. Я считала его самым очаровательным и интеллигентным человеком и, конечно, безнадежно недоступным. Это было очень сильное чувство, и я страдала от него, как от раны, которая никогда не заживет.
Когда мы с тобой познакомились, я подумала: это мое спасение. Если вообще
Проходили дни, недели, годы, я не думала о нем, а если и вспоминала, то лишь для того, чтобы сравнить с тобой, и сравнение это всегда было в твою пользу. Я видела, что он пустой, испорченный человек. Но когда он пришел ко мне… Это было в четверг, когда я проводила тебя в аэропорт и приехала домой. Я думала о тебе, о том, как ты мучишься в Калифорнии; о Билле – он уехал на побережье. Я была довольна, что вас обоих нет дома, и теперь можно спокойно заняться домашними делами.
И тут пришел Ронни.
Как рассказать тебе об этом? Сейчас я не понимаю, как могла слушать его. Должно быть, он очень хорошо говорил. Прежде всего он дал мне понять, что за это время у него, никого не было, что для него все эти годы было величайшим мучением видеть меня женой своего друга. Он боролся с собой, проклиная себя за то, что никогда не говорил мне о своей любви. Но появился ты, и было уже поздно.
Я почувствовала себя виноватой за свое счастье перед ним. Он был такой жалкий, так нуждался во мне, а ты – сильный мужчина. Хоть ты и любил меня, но мог обойтись без моей поддержки. Да, с моей стороны это была жалость, но вместе с тем и гордость. Подумать только: Ронни Шелдон, который может заполучить любую женщину, все эти годы таил любовь ко мне! Я не прошу, Жак, чтобы ты жалел меня. Я только хочу, чтобы ты выслушал.
Трудно поверить, но мы стали любовниками. С ним рядом я сходила с ума. Хотелось видеться с ним снова и снова… Но все кончилось унижением. Это случилось на четвертую ночь. Мы условились встретиться у него на квартире в одиннадцать вечера. Он дал мне ключ. Я пришла ровно в одиннадцать, открыла дверь, вошла в комнату. Он сидел на диване и обнимал молодую девушку. Посмотрев на меня, он сказал: «Добрый вечер, дорогая, я и забыл, что это наша ночь». Вот тогда я поняла, что все это было ложью. Ронни ненавидел нас: тебя за силу, выдержку, а меня – за мое счастье с тобой и Биллом. Он был рад возможности уничтожить меня, тебя и наше счастье.
Жак, это случилось вчера. Всю ночь я была одна и несколько часов назад решила, что мне надо сделать. Я не могу вернуться к тебе и смотреть вам с Биллом в глаза. Вы оба любили меня, принимая меня, видимо, за кого–то другого. Жак, я знаю, что ты простил бы меня, но я сама себя никогда не смогу простить. Жак, помни, я люблю тебя! Попробуй объяснить Биллу. Прощай, любимый!
Фелиция».
Глава 21
Я сидел с письмом в руках, не в состоянии сдвинуться с места. Наконец мне открылась правда. Вот оказывается в чем причина трагедии, ключ к которой я искал эти годы. Я понял, что моя жена была той женщиной, о которой рассказала Сильвия. Вот когда я увидел настоящего Ронни!
Все было ложью! Он нуждался в приятелях, любовницах
О, если бы он ожил! Я бы сам убил его. Я переживал каждую фразу в письме Фелиции, ведь она стала жертвой пресыщенного самодура, вампира, праздновавшего свой триумф за счет гибели других. Я видел жену, как живую, на подоконнике. Прыжок…
Но дело сейчас не в Фелиции… Надо спасать сына, пока он еще жив. Каким образом письмо очутилось в моем ящике? Видимо, когда я вернулся из Калифорнии, кто–то перехватил письмо и спрятал его от меня. Это мог сделать только Билл. Он обожал мать и болезненно переживал эту драму. Билл, тогда еще совсем ребенок, читал это письмо.
Не Фелиция и не я стали жертвами Ронни Шелдона. Главной жертвой был Билл. Ронни отдавал себе в этом отчет. Это подтверждается его завещанием: он погубил мать и за это хотел заплатить сыну после своей смерти, то есть надругаться еще и над ним.
Билл спрятал письмо. Но как оно попало в мой ящик? Я вспомнил слова Сильвии. Памятью о матери, очевидно, и было это письмо. Сильвия сказала, что коробка была пуста, когда Билл в первый раз отправился на 58–ю улицу. Вспомнились отрывистые фразы Билла: «Я должен был объяснить Жанне». Сегодня утром он спросил, не говорила ли она мне о чем–нибудь, но когда я поинтересовался, что именно она должна была мне сказать, он отделался словами: «Сказала ли она тебе, как это переживает?»
Теперь мне стало ясно: Билл хотел знать, сообщила ли мне Жанна о письме. Он понимал, что это письмо явится тем орудием, которое ударит по супружеской жизни Ронни. Он отнес письмо Жанне и ничего не рассказал о нем Транту. Сработало чувство самосохранения. Не трудно было представить, как отреагировал бы на это Трант. «Еще одно отягчающее обстоятельство».
Надо было действовать. Я отправился к Жанне.
Джонсон открыл мне дверь и сказал, что Жанна в гостиной. Трант уже закончил допрос. При моем появлении Жанна поднялась с кресла.
– Здесь был сержант Трант. Я сообщила ему, что кто–то входил сюда – в девять часов, но о Билле и моем ключе ничего не сказала.
– Билл приносил тебе письмо моей жены? – спросил я. Она смотрела на меня, не понимая.
– Письмо? Я ничего не знаю ни о каком письме…
И тут я догадался. Когда Трант допрашивал Билла при Фридлянде и Сильвии, он вдруг вспомнил о Джонсоне. При этом Билл побледнел. А потом, когда Трант говорил о допросе Джонсона, про угрозы Билла, мой сын овладел собой. Теперь было ясно: Билл боялся, что узнают о письме. Очевидно, он передал его Джонсону для Жанны.
Жанна вопросительно смотрела на меня. Я успокоил ее:
– Все в порядке, Жанна, я уже сам все понял. Когда я направился к двери, Жанна крикнула:
– Прошу вас…
– Нет, не сейчас… Мне надо встретиться с вашей мамой, приходите туда.
Я спустился вниз и в холле увидел Джонсона.
– Что вы сделали с письмом, которое мой сын дал вам для Жанны?
Он вздрогнул. Совесть его была нечиста.
– С каким письмом?
– Вы его прочитали, а узнав правду, убили Шелдона. Это было глупо с моей стороны. Джонсон затрясся от ужаса.