Частный визит в Париж
Шрифт:
– Послушайте, Максим… – Пьер говорил ровно, не повышая голоса, но у него стала подергиваться одна ноздря – нервный тик, должно быть, – что сделало его лицо еще более неприятным и высокомерным. Все остальные переводили глаза поочередно с Максима на Пьера, молча и внимательно следя за их разговором. – Послушайте… Отпираться нет смысла, это уже совсем не похоже на шутку. Даже на дурную. Я, кажется, понимаю, как дело было… Вы приняли участие в розыгрыше. Догадываюсь, по просьбе Арно. Вы его застали дома, но он не был пьян…
– Да нет же, я вам говорю!
– Погодите, не перебивайте меня… Он
– Это сумасшедший дом какой-то! Я его видел последний раз на съемках!
– Максим, Максим, – укоризненно произнес Пьер, – ситуация складывается слишком серьезно, чтобы продолжать розыгрыши… Посмотрите на Соню, посмотрите, как она бледна, она волнуется за отца!
Видимо, под впечатлением от этого патетического восклицания Маргерит встала и, подойдя сзади к креслу Сони, положила руки на плечи и что-то прошептала ей в ухо, утопив длинный нос в Сониных волосах. Соня с плохо скрываемым раздражением повела головой, отстраняясь, и негромко сказала извиняющимся тоном: «Ничего, Маргерит, все в порядке».
– Согласитесь, – продолжал меж тем Пьер, – было бы неуместно продолжать эти, извините за выражение, инфантильные игры! Вы должны нам рассказать, как все было на самом деле.
– Бог мой, а я что делаю? Я вам и рассказываю, как дело было! Вадим, ну скажи же! Мы же с тобой вместе вошли в квартиру!
Взгляды обратились к Вадиму.
– Мы пришли вместе, действительно. Арно там не было.
– Вы его не видели или его там не было?
– Я думаю, что его там не было…
Максим вдруг осознал, что Вадим, как и он сам, испытывает странное ощущение допрашиваемого перед этим сухим и точным финансовым деятелем с дергающейся ноздрей. Подобное ощущение он уже не испытывал давно и даже успел подзабыть, каково оно на вкус, – последний раз это случилось еще в те времена, когда он входил в кабинеты советских начальников советской организации Госкино. Справедливости ради надо было бы отметить, что судьба его хранила: баловень и любимец всех преподавателей и преподавательниц, секретарш и деканш, творческих наставников и наставниц, он со времен института был постоянно опекаем и охраняем от бюрократическо-идеологических невзгод. Старшее поколение мужественно шло на амбразуру начальственного гнева, защищая молодой талант и надежду современного отечественного кино. И все же на долю Максима тоже доставалось, и он хорошо знал эту начальственную породу в лицо и легко узнавал. И хотя Пьер был, несомненно, классом повыше, чем бывшие советские шефы, однако ж роднило их какое-то изнутри идущее убеждение в своем превосходстве над остальными и как бы вытекающее из этого право всеми распоряжаться.
– Я поставлю вопрос по-другому: вы уверены, что Арно не было в квартире? – продолжал додавливать Вадима Пьер.
Максим потер ухо. Он всегда тер ухо, когда начинал злиться или нервничать. И всегда забывал, что этого не следует делать, так как ухо потом становилось ярко-красным.
– Вообще-то я в его комнату не заходил, – откашлялся Вадим и продолжил неуверенно: – Если он там спал, то я мог его и не видеть…
– Папа обычно храпит, – вдруг произнесла Соня.
– А если он спрятался? – повернулся к ней ее муж. – Если я прав насчет розыгрыша?
Соня не ответила, слегка пожав плечами.
– Да, но я обошел потом всю квартиру, – начал взрываться Максим, – дяди нигде не было! Это точно. И никаких розыгрышей мы не устраивали.
– Вы? – Пьер резко обернулся, словно поймал Максима на слове. – А что вы делали?
– Это вы считаете, что мы что-то с дядей затеяли, а на самом деле я был в квартире один! Но, Соня, почему вы молчите? Почему вы позволяете вашему мужу сочинять какие-то подозрительные истории с моим участием? Скажите, как было дело!
Сонины глаза плыли в тумане.
– Где мой папа, Максим? – тихо спросила она.
– Послушайте, – окончательно разозлился Максим, – это у вас надо спросить, где ваш папа! Вы мне позвонили и сказали, что ваш папа остается ночевать у вас, потому что он выпил лишнего!
– Соня? – скомандовал Пьер.
Как она может жить с этим инквизитором, интересно?
– Зачем вы лжете? – возмутилась Соня. – Я вам ничего подобного не говорила! Я вообще с вами не разговаривала, я разговаривала с Вадимом!
– Да, – подтвердил Вадим. – Мы с тобой говорили. Но ты ведь звонила Максиму до этого? И сказала, что папа остается у тебя ночевать, что ты его не отпустишь в таком состоянии… Ты ему звонила?
– Нет! Это он мне позвонил! И сказал, что папа не приедет… С ним что-то случилось… Максим, Вадим, где мой папа?
– Не знаю, – качая головой, ответил Вадим. – Не знаю. Я его после съемок не видел. Я был вчера в его квартире дважды и ни разу его не видел там.
– Один из вас лжет, – подытожил Пьер. – Либо моя жена, либо Максим. И, поскольку я доверяю своей жене, я полагаю…
– Подождите, – Максим решил держать себя в руках и не обращать внимания на неприятную манеру Пьера. – Мы крутимся на одном месте. Давайте сделаем так: пусть Соня расскажет, как все было, с ее точки зрения, а я расскажу со своей. Иначе мы не разберемся в этой мистификации.
– Вот вы и начните, – бросил Пьер.
Максим спокойно рассказал все события вчерашнего вечера. Соня смотрела на него пристально, словно взвешивая каждое его слово. Лицо Пьера было непроницаемо-неприязненным, Вадим хлопотливо поддакивал Максиму, заверяя верность рассказа, гости вежливо устранились из обсуждения, но их глаза выдавали любопытство, спрятанное за участием.
Максим закончил. Некоторое время все молчали.
– Скажите-ка… – наконец нарушил молчание Пьер, – допустим, что так все и было… у вас ведь свидетелей нет, что на самом деле был такой звонок? Но допустим. Тогда скажите, вы уверены, что это был голос Сони? Теперь, когда вы ее слышите, вы можете сравнить голоса – это была она?
– Телефон отчасти меняет тембр… Но мне кажется, что это вполне мог быть ваш голос, Соня.
– Да, странная история… – обвел присутствующих глазами Пьер. – Ты ведь не звонила?