Часы любви
Шрифт:
– Так где же она, эта карга с бородавками на носу?
– Ее не существует, – отвечала она, обрекая себя на поражение.
– Прекрасно, прекрасно! – выдохнул он и припал ртом к ее губам.
Свободная рука Скии инстинктивно попыталась остановить его. Ладонь ее легла на крепкую волосатую грудь, которую не могли укрыть рваные тряпки, некогда бывшие одеждой тролля. Она попыталась оттолкнуть Эйдана, но с тем же успехом можно было пытаться сдвинуть с места стену. Он и не пошатнулся. Принц все целовал ее; рука его двигалась вверх и вниз по
– То, что ты – ведьма, я понял в ту самую минуту, когда впервые поцеловал тебя, – проговорил он, утопая лицом в ее золотых волосах.
– И как же целуются ведьмы? – спросила она.
Принц ответил смехом, и грудь его дрогнула под ее ладонью.
– Наверно, ты привыкла держать мужчин в плену и лишать их рассудка.
– О нет, – глаза ее в изумлении округлились. – Других мужчин не было. Только ты. Я люблю только тебя одного.
Признание огорошило принца, и Ския попыталась представить, каким образом сумеет он использовать эти слова против нее. Оставалось только надеяться, что этого не случится.
– Какие же сильные чары исходят от тебя, – пробормотал он и, взяв Скию за подбородок, поднял к себе ее лицо для поцелуя. Оторвавшись, он поглядел на их сомкнувшиеся руки и сказал: – А теперь пойдем в твою постель.
– Но что будет завтра? – спросила она испуганно.
– Завтра меня здесь не будет, и на этот раз я постараюсь сделать так, чтобы ты не последовала за мной. Настала твоя очередь хотеть того, чего не можешь иметь.
– Только не выпускай мою руку. Обещай мне, что ты ни на миг не отпустишь ее, – негромко молила она.
Обжигающий поцелуй заставил ее забыть обо всем. И обещание так и осталось не произнесенным.
Равенна поглядела на Тревельяна, словно вдруг вспомнив о его присутствии в комнате. Он глядел на нее из кресла, пронзительный взгляд блестящих глаз прекрасно скрывал любые чувства.
Она зарделась, ненавидя себя за ту стеснительность, которую выдали щеки.
– Пока я написала только до этого места.
Тревельян молчал. Проницательные бледно-голубые глаза его отсвечивали золотом, отражая огонь очага.
– По-моему, что-то не складывается. В конце концов, кто сумеет поверить в это? Чтобы женщина взяла принца в плен…
– И все-таки ты должна закончить ее.
Убежденная интонация Ниалла удивила Равенну.
– Зачем? Чтобы сгноить в столе вместе с лентами для волос?
– Нет, чтобы увидеть ее опубликованной. Твоя книга найдет восхищенных читателей. Завтра ты должна записать все это.
– Теперь я уже и писать должна по вашему повелению?
– Не по моему повелению, а потому, что тебе нравится это занятие… – Ниалл глянул на Равенну из-под полуприкрытых век. – Потому что ты можешь сделать такое, что не умеет никто.
– Если меня опубликуют, я уеду в Дублин, – сказала она.
– Нет, к этому времени ты станешь моей женой. То-то пэры удивятся, узнав, что леди Тревельян –
– Ты так уверен во всем.
Ниалл поглядел на нее, явно не пропустив едкой нотки. Глаза его уже были полны знакомого гнева.
– Я не уверен в тебе. Ты настолько сложный человек, что все остальное вокруг кажется совершенно простым.
Она промолчала.
Поднявшись из кресла, он подошел к ней.
– Доброй ночи, – Ниалл ласково прикоснулся к щеке Равенны. – Позови меня, если тебе будет одиноко.
Она отвернулась. Как смел он думать, что ей не одиноко в этой башне, вдали от тех, кому была небезразлична.
А потом проводила его взглядом. Да, она не безразлична ему. Но если бы только у него хватило любви отпустить ее!
Потому что тогда она могла вернуться.
Глава 25
Равенна была готова к балу. Приводя в исполнение угрозу Тревельяна, Кэти выбрала за нее ткани, и узнице сшили пять платьев. И теперь, невзирая на сопротивление, Равенна стояла перед высоким дубовым зеркалом и изучала собственное отражение.
Кэти убрала ее волосы крупными кольцами и заколола их на затылке, но не сдаваясь душистой, с ароматом фиалок помаде, непокорные завитки выбивались из прически, придавая ее облику нечто от Ренессанса. Платье было сшито из царственного пурпурного атласа с черным узором по подолу юбки. Впрочем, самым изысканным элементом в туалете Равенны был роскошный букет черно-пурпурных фиалок, искусно приколотых к ее декольте.
Равенна едва узнавала себя. Исчезла прежняя уличная девчонка. Исчезла и юная девушка, возвратившаяся из Веймут-Хэмпстеда. Появилась знатная леди. Преображение потрясло Равенну, оно льстило ей. Новое платье заставляло ее ощущать себя красавицей, и это ей было приятно.
И все же она не намеревалась идти на бал, как бы ни восхищало ее бальное платье.
– Сегодня вы проведете вечер вместе со своей бабушкой… разве вы этого не хотите? – спросила Кэти, разглаживая юбку Равенны и застегивая последний крючок на ее спине.
– Еще как хочется. Я скажу ей, что Тревельян держит меня в заключении, – Равенна украдкой взглянула на незнакомку в зеркале.
– Тише. Не нужно так говорить. Это только расстроит бабушку. Она-то считает, что раз Сам взял вас под свое крыло, так это просто здорово.
Равенна не хотела даже глядеть на Кэти, не хотела, чтобы служанка заметила ярость в ее глазах.
– Все относятся к лорду Тревельяну так, словно он бог, а на меня смотрят как на взбунтовавшуюся рабыню, забывшую про свое место.
– Но это не так! Мы его любим, Самого то есть. Но мы волнуемся и за вас, мисс. Без вас мы совсем пропадем. Все графство превратится в тлен и руины.
Равенна резко повернулась лицом к ней. В глазах ее промелькнуло удивление.
– Значит, и ты тоже знаешь о гейсе? Неужели все вокруг слыхали о нем, а я столько лет провела в неведении?