Часы смерти
Шрифт:
Хэдли поднялся своего места как будто в процессе астральной левитации. Схватив с кровати перчатку, он уставился на доктора Фелла.
— Мы хотим ясно дать это понять, — гремел доктор, — потому что на сей раз обвинение не сможет объединить два основных своих пункта. На этой поздней стадии мой ученый друг не сможет сказать, что имел в виду нечто другое и что правая перчатка все-таки была использована. Он сам доказал, что это не так. А я доказал невозможность версии с левшой. Если на свободную правую перчатку попала капля крови, когда она находилась в нескольких футах от раны, то мы должны требовать, чтобы обвинение показало нам хотя бы микроскопические следы крови на перчатке, которая была на руке, нанесшей удар. Их нет. Следовательно, Элинор Карвер не убивала Эймса. Следовательно, она не была левшой, заколовшей Эвана Мэндерса. А эти перчатки — единственная конкретная улика против нее — должны быть исключены из перечня вещественных доказательств, поскольку аргументы обвинения раздавлены
Дабы показать, что он закончил, доктор Фелл добавил «Ахем!» и вытер лоб красным шейным платком.
— Погодите, — заговорил Хэдли. — Возможно, я ошибся — немного. Может быть, от возбуждения, которое я испытывал, выстраивая систему доводов, я зашел слишком далеко. Но прочие доказательства…
— Милорд и джентльмены, — прервал доктор Фелл, пряча платок в карман. — Обвинение так быстро заняло позицию, которую я предсказывал, что мне незачем объяснять, какой ущерб нанесен его делу. Но позвольте продолжить. Обвинение само доказало, что девушка не использовала перчатки. Но одну из них нашли недалеко от тела, а другую — за панелью. Если не она положила их туда, значит, это сделал кто-то еще с целью отправить ее на виселицу, и я попытаюсь это доказать.
Рассматривая «прочие доказательства» против Элинор, я сначала обращусь к убийству в «Гэмбридже». Как кто-то упомянул, я обозначил пять пунктов, которые следует учитывать в связи с этими двумя преступлениями… Хм. Дайте мне этот конверт, Мелсон. Так… И когда я буду их рассматривать, то попрошу разрешения делать это в обратном порядке.
Он с подозрением огляделся вокруг, но не заметил и намека на усмешку. Хэдли сидел с перчаткой в руке, жуя черенок потухшей трубки.
— Так как мы опровергли теорию левши, что связывает Элинор Карвер с убийцей в «Гэмбридже»? То, что та, вероятно, была молодой блондинкой (по словам одного свидетеля, брюнеткой, но мы не станем заострять на этом внимания) и одетой так, как одевается большинство женщин. Это удивляет меня, если не забавляет. Иными словами, вы используете саму неопределенность описания в качестве доказательства, что это была Элинор Карвер. Вы заявляете, что убийцей была данная женщина, лишь на том основании, что множество других женщин в Лондоне выглядят так же. Далее, у вас имеется признание Элинор, что она в тот день была в «Гэмбридже», что не выглядит похожим на признание убийцы или Элинор Карвер, какой вы ее обрисовали в качестве убийцы. Но я скажу вам, на что это похоже. Это похоже на усилия кого-то, кто знал, что она была там в тот день, кто обратил внимание на ее поверхностное сходство с описанием убийцы в газетах и догадывался, что точная идентификация невозможна, кто читал перечень украденных предметов и понимал, что, за одним исключением, их нельзя точно опознать, — короче говоря, кто хотел приписать преступление ей.
— Постойте! — вмешался Хэдли. — Это становится фантастичным. Даже если свидетели не смогут точно опознать ее, у нас имеются украденные предметы. Они лежат перед вами.
— Вы думаете, они уникальны?
— Уникальны?
— У вас есть браслет и серьги. По-вашему, невозможно хоть сейчас приобрести в «Гэмбридже» хоть двадцать точных дубликатов этих двух предметов? Они не уникальны — их поставляют целыми партиями, из которых ни один отдельный браслет или комплект серег не может быть идентифицирован как украденный 27 августа. Не станете же вы арестовывать каждую женщину, которая их носит. Нет, мальчик мой. Только один из украденных предметов может быть опознан точно — а именно карманные часы Карвера, относящиеся к XVII столетию, которые были выставлены в «Гэмбридже». Они уникальны. Только они могли бы безошибочно указать на Элинор Карвер. И весьма многозначительно, что это единственный из украденных предметов, которым вы не располагаете.
Хэдли прижал руки ко лбу.
— Думаете, я поверю, — осведомился он, — что два точных дубликата украденных предметов были спрятаны за этой панелью случайно?
— Не случайно, а намеренно. Я постепенно пытаюсь объяснить моему ученому другу, — доктор Фелл стукнул кулаком по каминной полке, — что все совпадения, которые сбивают нас с толку, совпадениями не являются. Все ведет к этому. Клептоманские наклонности Элинор были хорошо известны, и это подало убийце идею. Он (или она) увидел в преступлении в универмаге шанс осуществить свой план. Неопределенное описание убийцы подходило к Элинор, она была в «Гэмбридже» и не могла подтвердить свое алиби. Но для этого требовались дополнительные доказательства. Вот почему автор этого плана попытался усилить их, украв часы-череп работы Маурера из шкатулки Боскома. Сущий дьявол, он не сомневался, что Боском решит, будто это сделала Элинор, но не станет ее выдавать, а вы придете к такому же выводу, так как не поверите никакому объяснению Боскома по поводу пропажи часов. В итоге вы оба угодили в ловушку. Теперь вернемся к вашим «конкретным доказательствам» против Элинор. Я уже отметил, что уникальные часы — единственный украденный предмет, который мог прямо указывать на Элинор, — исчезли. Почему? Если кто-то хотел обвинить Элинор, эти часы были бы первым предметом, который он (или она) поместил бы за панелью. Но их там не оказалось. И единственная гипотеза, способная объяснить их отсутствие — независимо от того, считаете ли вы по-прежнему Элинор виновной или верите в мою теорию, — заключается в том, что некто не положил часы в тайник, так как их у него не было.
Я спрашивал вас об этом в моем пятом пункте! — прогремел доктор Фелл, глядя на конверт, который держал в руке. — Вот что записал Мелсон: «Убийца в «Гэмбридже» не украл часы, принадлежавшие Карверу, когда это можно было легко сделать дома, но пошел на риск, украв их с витрины в переполненном универмаге». Почему? Это очевидно. Безумный импульс украсть часы овладел не женщиной из этого дома, где их видели множество раз, а кем-то еще — женщиной, которая не жила здесь, о которой мы, вероятно, никогда не слышали и о которой можем никогда не услышать, так как она растворилась среди восьми миллионов лондонцев! Я имею в виду убийцу из универмага. Дьявол в этом доме всего лишь воспользовался ее преступлением, чтобы связать воедино несущественные улики против Элинор, навести на ее след полицию, а потом убить полицейского офицера, приглашенного в дом, и таким образом отправить Элинор на виселицу за оба преступления!
Хэдли был так возбужден, что швырнул на пол свой портфель и свирепо уставился на доктора Фелла.
— Я этому не верю! — рявкнул он. — Это очередной образчик вашей чертовой риторики. Чистая теория, и к тому же гнилая. Вы не можете это доказать! Вы не можете обвинить кого-то, чье существование недоказуемо! Вы…
— Я вывел вас из себя? — мрачно осведомился доктор Фелл. — По крайней мере, вы уже не так спокойны. Почему бы вам не обследовать браслет и часы-череп и не проверить, есть ли на них хоть один отпечаток пальца? Вы говорите, Элинор думала, что панель — надежное укрытие. Если так, то на обоих предметах должно быть с дюжину ее отпечатков. Но это не так. Отпечатков там нет — это единственная улика, которую не смогли сфабриковать. Приятель, теперь вы понимаете, почему, ища одно доказательство, находили шесть? Понимаете, почему вам было достаточно открыть рот, чтобы выдвинуть теорию, чтобы кто-то появился в дверях и подтвердил ее? Тогда вы поймете, почему это дело пугает меня и почему я не верю в злых духов. Здесь только один злой дух, который ненавидит эту девушку так, как галерный раб ненавидит надсмотрщика, а неудача ненавидит успех. Целью всего плана было сплести веревку для ее шеи и сломать эту шею, как кому-то хотелось сделать это собственными руками… Мне продолжать или вам неприятно меня слушать?
— Вы все еще не можете доказать… — начал Хэдли, но оборвал фразу и поднял портфель.
— Продолжайте, — сказал Мелсон, чья рука не переставала писать.
Доктор Фелл, дыша с присвистом, переводил взгляд с одного за другого. Его лицо покраснело еще сильнее, а большой палец был засунут в подмышечную пройму жилета. Рядом с ним в окне виделись серое пасмурное небо и задний двор.
— Итак, разбирая свои пять пунктов в обратном порядке, я перехожу к четвертому. А именно к назойливому вопросу о том, почему обе стрелки часов были украдены и почему их не украли, когда доступ к часам был свободным. Я объясню вам. Это было сделано потому, что все улики должны были указывать на Элинор как на убийцу Эймса. Кража всего лишь одной стрелки не указывала бы ни на кого. Но часовую стрелку, которой нельзя было воспользоваться как оружием и чье изъятие было чистой тратой времени, должны были обнаружить у Элинор в качестве прямой улики против вора. Это также, хотя и в большей степени, было причиной задержки кражи до вечера среды, потому что именно тогда часы были покрыты позолотой.
Неужели мой ученый друг не осознал всей простоты незатейливой комбинации? Через все дело проходит след золотой краски! Так и было задумано. Где были бы ваши доказательства против Элинор как убийцы Эймса, если бы не пятна позолоты, намеренно нанесенные на ее перчатки, одна из которых была спрятана за панелью, а другая оставлена возле мертвеца, но не слишком близко, чтобы это не бросалось в глаза? А если вам нужно дополнительное подтверждение, вспомните историю с ключом. Настоящий убийца должен был украсть ключ у Элинор. Сей маленький ключик, джентльмены, являлся самой важной частью всего плана, так как без него осуществить план было бы невозможно. Элинор ложилась спать рано и не имела бы алиби ни на какую ночь, если бы только не поднялась на крышу встретиться со своим возлюбленным. Свидания нельзя было допустить. Ее следовало загнать в ловушку, не дав возможности пройти через эту дверь. А когда ключ стал не нужен убийце, он вернул его в палец перчатки в качестве еще одного неопровержимого доказательства против Элинор.
— Даже если мы на мгновение признаем высказанные соображения как гипотезу, — быстро вмешался Хэдли, — то как быть с перчатками? Черт возьми, чем больше я об этом думаю, тем сильнее сознаю, как много зависит от злополучных перчаток! Вроде бы вы доказали, что ни одна из них не была задействована…
— Хм, да. Это беспокоит вас, верно? — Доктор усмехнулся, но тут же снова стал серьезным. — Дело в том, что я рассказываю вам не то, что произошло, а то, что не могло произойти. Еще не время указать вам на подлинного убийцу.